Пляска смерти.
Шрифт:
Было великолепное летнее утро. Мадам Лаваль стояла молча рядом с водолазом, которого звали Григорий Иванович, когда катер вез их к одному из трех судов, все еще стоявших на якоре в одесской гавани. К одиннадцати часам море достаточно успокоилось и водолаз смог спуститься под воду на относительном мелководье.
Ритмично работали насосы. Маргарита не отрываясь смотрела туда, где исчез водолаз; находившийся неподалеку представитель красной милиции не сводил глаз со своих наручных часов. Но не прошло и трех минут, как из глубины последовал условный сигнал тревоги, и матросы быстро подняли водолаза
Ошеломленные, потерявшие дар речи матросы сгрудились над мертвым телом.
— Мадам, — проговорил чекист, руководивший поисками, после того как все попытки вернуть Григория Ивановича к жизни не увенчались успехом. — Как видите, произошел несчастный случай. Мы удовлетворили вашу просьбу, и я не могу вам больше чем-либо помочь.
— Но разве на судне нет другого водолаза?
Чекист вопросительно посмотрел на стоявших вокруг моряков, которые под его взглядом в испуге отшатнулись.
— Граждане! — сказала мадам Лаваль. — Я уплачу десять тысяч рублей тому, кто вернет мне тело моего мужа.
— Десять тысяч рублей! — послышался недоверчивый шепот. — Целых десять тысяч рублей.
— Быстренько решайте, — проговорил чекист. — Француженка сдержит свое обещание, я ручаюсь.
Кочегар, решившийся на погружение, спокойно наблюдал за тем, как с мертвеца стаскивали водолазный костюм. Потом, не произнеся ни слова, натянул его на себя и исчез под водой.
Кольцо за кольцом равномерно разматывался трос, а пунктир поднимавшихся из глубин воздушных пузырей указывал на то, что новый водолаз уверенно продвигается к тому самому месту, где, предположительно, находятся утопленники. И вновь несчастная французская женщина не сводила глаз с поверхности моря, и опять присутствовавший при этом чекист отсчитывал роковые минуты.
Внезапно последовал отчаянный рывок за сигнальную веревку. Матросы дружно ухватились за трос, и скоро кочегар снова оказался на борту. Когда же сняли с него шлем, то увидели кровь и пену, идущие у него из носа и рта. Он дико поводил глазами.
— В чем дело? — рассердился чекист. — Ты что, спятил?
— Десять тысяч рублей! — пронзительно завопил кочегар. — Там десять тысяч мертвецов, идущих по дну моря! Священники, буржуи, генералы и солдаты.
Он с криком начал кататься по палубе и неистово размахивать руками. (Подобные массовые утопления особенно практиковались после занятия 6 ноября 1920 г. Красной армией Крыма, когда десятки тысяч воинов Русской армии Врангеля, а также десятки тысяч русских мирных беженцев, поверив обещаниям амнистии, сдались в плен и были зверски убиты командами палачей под руководством эмиссаров из Москвы — Белы Куна и Розалии Землячки (Залкинд). — Ред.)
— Вы слышали, товарищ? Здесь, в больнице, лежит человек, который их видел.
— Кто кого видел?
— Мертвецов, — объяснила женщина, выходя из булочной с караваем-хлеба, полученным по распределению.
— И среди них возвышается во весь рост священник с развевающимися волосами и воздетыми к небу руками, проклинающий нас и наш город. Все они стоймя бродят по морскому дну. Слышите, стоймя!
Слухи о бродящих мертвецах распространились от дома
На следующее утро в порту вспыхнул бунт и началась забастовка. Туда поспешил главный комиссар ЧК.
— Мертвые не бродят! Идиоты! — яростно кричал он возбужденным собравшимся. — Тела стоят прямо, потому что после трех дней пребывания в воде стремятся всплыть на поверхность, а груз, привязанный к ногам, держит их у дна. Кончайте базарить, товарищи, и возвращайтесь на свои рабочие места.
— Мертвые шлют вам свои проклятия! — крикнула какая-то женщина.
— Мертвые околдовали наш город, наших детей и тебя, сволочь! — взревела толпа.
Главный комиссар исчез за шеренгой чекистов с винтовками на изготовку.
— Очистить улицу! Разойдись!
Из толпы полетели камни, и люди, судя по всему, не собирались отступать.
Комиссар махнул рукой в кожаной перчатке. Когда дым рассеялся, улица была пуста. Главный комиссар, перешагивая через убитых, поспешил к своему автомобилю.
Пожилая женщина, сделав последний глоток, поставила чашку на блюдечко.
— Мы намереваемся освободить русский народ, — заверил я, — освободить от красного рабства и бессмысленного существования.
— До женитьбы мой муж принадлежал к меньшевикам, — продолжала моя собеседница. — Он тоже мечтал об освобождении народов России. Каждый россиянин мечтает об этом, независимо от его взглядов или ощущений. Но моему мужу в ходе борьбы пришлось столкнуться с теми же самыми явлениями, какие мы наблюдаем вокруг и сегодня. Он умер после двадцати лет принудительных работ, так и не дождавшись осуществления своей мечты, а расстрелы, виселицы и депортации по-прежнему продолжаются.
— Мы спасем русских людей, — упрямо повторял я.
— Позвольте мне поблагодарить вас, солдат, за вашу доброту, проявленную к старой женщине, — сказала она, поднимаясь. — Но прежде чем уйти, я сообщу вам великую правду: русский народ спасет и освободит не тот, кто сильнее, а тот, кто милосерднее.
Оставшись одни, мы долго, далеко за полночь, сидели вокруг самовара.
Утром стало ясно: где-то в городе обосновался вражеский наблюдательный пункт. Снова и снова снаряды корабельных орудий Черноморского флота, а также сухопутных батарей, установленных на большом острове посредине Днепра, падали именно на те здания, в которых разместились немецкие войсковые штабы.
Все городские строения, квадрат за квадратом, тщательно обыскали, но на первых порах никого не обнаружили. Помогла местная полиция, созданная для поддержания в городе правопорядка, из числа антикоммунистических элементов. При ее активном содействии в конце концов удалось арестовать мужчину, передававшего противнику координаты важных военных объектов с помощью почтовых голубей.
На следующий день в районе порта я встретил диковинную процессию. Пять немецких полицейских и несколько местных полицаев водили по улицам мужчину в наручниках. У него, шагавшего довольно бодро и даже как будто весело, с шеи свисал большой плакат.