Пляска смерти
Шрифт:
— Анита, — попытался он сказать голосом столь же мертвым, как тело, но не получилось.
— Я боюсь не потому, что ты меня чуть не убил. А потому, что при этом мне все равно хочется тебя трогать.
Он убрал руку из-под моей, сел, но теперь хотя бы уже глядел на меня.
— Я подчинил твой разум — полностью, окончательно. Сделал то, чего ты боялась.
— И разве тебе не хочется меня трогать?
— Хочется, — шепнул он.
— Тебе первому пришлось понять, что просто от укуса я могу получить контроль над вампиром.
— Ты хочешь сказать, что получила контроль надо мной?
— Сама не очень понимаю, что хочу сказать. Я только знаю, что не хочу, чтобы ты уходил. Не хочу, чтобы никогда больше меня не трогал. Хочу, чтобы мы были вместе. А больше ничего не знаю.
— Вместе — каким образом, Анита?
— Нам только нужна страховка.
— Страховка? Что ты хочешь сказать?
— Ну, как в гимнастическом зале. Секс с тобой так хорош, что нужно, чтобы кто-нибудь подстраховывал.
— Так опасен, хочешь ты сказать, — ответил он, глядя на собственные руки, бессильно лежащие на коленях.
— Я бы хотела еще раз это проделать, Ашер.
Тут он поднял взгляд — не слишком счастливый.
— Ты всерьез?
— Да.
— Это же должно пугать тебя — и меня тоже.
— А меня это пугает. Но тебя ведь нет — на самом-то деле?
— Мне страшно за тебя, но…
— Ты всегда был хорошим мальчиком, правда? — спросила я.
— О чем ты?
У меня вдруг случился момент, когда так глубоко можно заглянуть в душу собеседника, что весь остальной мир будто плывет. Это была не вампирская сила, не некромантия, это был просто момент прозрения такого яркого и резкого, что я не могла отвернуться.
— Смотри мне в глаза, Ашер, и скажи: ты делал раньше такое, как со мной? Эта женщина не выжила?
Он отвернулся, пряча светлые глаза.
— Ашер! — позвала я.
Он посмотрел мне в глаза своим непроницаемым взглядом из-под путаницы волос.
— Я делал то, в чем ты меня обвиняешь.
— Это не обвинение, скорее констатация факта.
— И ты за это не считаешь меня монстром?
Я задумалась. Считаю ли я его монстром?
— Ты это сделал намеренно?
— Стал ли бы я заниматься любовью, планируя смерть партнера? — спросил он.
— Ага, так это то, что я думаю?
— Нет, кроме одного раза.
— Одного?
— Был один дворянин, от которого Белль хотела получить землю и деньги. У него определили рак. Он был сильным и гордым и не хотел умирать в страданиях и немощи. Он попросил, чтобы я убил его, хотел умереть не от боли, а от наслаждения. И еще он чувствовал, что, если его жизнь возьму я, это не будет самоубийство, и душа его спасется.
Он рассказывал безжизненным голосом, будто все это ничего для него не значило. Таким образом рассказывают люди о душевной травме или трагедии, с которой еще не свыклись.
— Ты его любил, — сказала я.
— Он был достойным человеком.
— Я не считаю
— Я убил человека, чтобы доставить себе удовольствие. И после этого я не монстр?
— Если так ставить вопрос, то да, но ты сделал не это. Есть обратная связь в наслаждении, Ашер, наслаждении твоем, ее, моем. Я могла сказать «нет». В момент, когда я решила, что уже слишком, что надо остановиться.
— Я подчинил твой разум. У тебя не было свободной воли.
— Ты можешь подчинить меня, но я в таком состоянии остаюсь лишь сколько хочу и не больше. Я не хотела останавливаться, Ашер. Неужто ты назовешь меня монстром, если я скажу, что такого оргазма у меня в жизни не было?
— Нет, не назову.
— Мы можем вступать в сношения иногда, но никаких укусов, когда мы будем одни.
— Ты не доверяешь мне, — сказал он.
— Я нам двоим не доверяю.
Он почти улыбнулся:
— Я чуть тебя не убил. Чуть не пролил всю эту драгоценную кровь. Диван не восстановить, ковер пришлось выбросить. Я чуть не убил тебя, Анита, и не для еды, а ради наслаждения.
— Ты был в восторге от притока силы, Ашер. Подвластный зверь — наконец-то.
Он оглянулся на охранников:
— Да, гиены.
— Жан-Клод говорит, что, когда сила включается впервые, ее всегда трудно контролировать.
Ашер взял меня за руку:
— Я бы не променял твою любовь на тысячу сил. Прядь твоих волос не променял бы ни на какую территорию.
Его глаза блестели — блестели не силой, а слезами.
— Я тебе верю.
— Ваши новые законы провозглашают нас гражданами, но мы — монстры, Анита. Если бы я убил тебя этим своим приливом новой силы, я бы вскоре ушел за тобой.
— Ты хочешь сказать, что убил бы себя?
Он кивнул:
— Я бы не мог этого вынести.
— Я не хочу, чтобы ты умер.
— И я не хочу, чтобы ты. — Он опустился на колени, положил голову мне на руку. — Не кровь вызвала мою силу, Анита. Это была ты, ты, когда хотела меня больше, чем кого-либо другого. И я тогда это чувствовал: ты хотела меня, не Жан-Клода, не Ричарда, не Мику, не Натэниела — меня. Ты хотела меня моих прикосновений, как никогда ничьих. Я видел твое сердце и видел там только себя. — Он поднялся, чуть розовея следами слез на лице. — Ты действительно любишь меня, именно ты меня любишь, а не воспоминания Жан-Клода в тебе. Не из жалости — это любовь.
— Да, — сказала я. — А то я бы злилась немерено из-за того, что ты чуть меня не убил.
— Я никогда себе этого не прощу. Жан-Клод был бы в своем праве, если бы убил меня за такую неосторожность.
— Он тебя любит.
Ашер кивнул:
— Да. Я сомневался, пока не понял, что он не станет меня убивать за то, что ты чуть не погибла. Я сомневался, что меня кто-нибудь любит, но больше не сомневаюсь, Анита. Он любит меня, раз не убил, когда вошел в комнату и увидел, что я сделал.