Пляж
Шрифт:
Я бы не выразился точнее.
Фьють, ба-бах
После нашего спора о Карле я решил сам повидать его, то есть я сказал так Кити и Грегорио для отвода глаз. На самом деле мне хотелось встретиться с Франсуазой, которую последние несколько дней я видел лишь мельком. Причиной тому были наши различные обязанности и сумасшедшая обстановка, но вообще-то я не слишком усердно разыскивал ее. После неправильно понятого поцелуя я стремился не давать Этьену поводов для подозрений.
Я нашел Франсуазу возле берлоги Карла, примерно в четырехстах метрах от Кити и Грегорио. Карл выкопал себе ее после ухода из лагеря. В общем-то, это была не совсем берлога — яма, скрывающая ноги, если в ней встать, или же глубиной по грудь, если сесть. Более впечатляющим выглядел сооруженный Кити и Этьеном навес. Поскольку Карл целыми днями не вылезал из берлоги, они забеспокоились, что его может хватить солнечный удар. Поэтому они нашли три длинных пальмовых листа и связали их вместе так, что получилось подобие вигвама. Листья пальм хоть и пропускали дождь, но зато Карл, по крайней мере, сидел теперь в тени.
Я думал, что Франсуаза, как и все тогда, будет в плохом настроении, но она приятно удивила меня, когда подбежала ко мне и обняла.
— Ричард! — сказала она. — Спасибо тебе! Я ведь еще не поблагодарила тебя! Поэтому огромное тебе спасибо!
Я в замешательстве остановился:
— За что это вдруг?
— За твою помощь во время болезни. Ты был так добр ко мне. Я хотела поблагодарить тебя раньше, но мне не представлялось возможности. Так много дел всегда! Теперь нам приходится ловить рыбу за всех, потом я остаюсь с Карлом, а ты часто возвращаешься очень поздно.
— Франсуаза, не бери это себе в голову. Ничего особенного не произошло. Кстати, однажды ты сделала для меня то же самое.
— Да, когда у тебя была лихорадка. — Она улыбнулась, посмотрела мне прямо в глаза, и ее улыбка неожиданно сменилась хитрой усмешкой. — Ты поцеловал меня!
Я вытаращил глаза от удивления:
— Я думал, ты спала…
— Я действительно спала. Мне на другой день обо всем рассказал Этьен.
— Вот оно что, — протянул я, мысленно проклиная Этьена за его длинный язык. — Ну… Я надеюсь, ты не против!.. Это был по-своему непростой…
— Конечно же нет! Знаешь, когда ты болел, я тоже поцеловала тебя.
— А я так и не понял, приснилось мне это тогда, или все происходило наяву.
— Нет, тебе это не приснилось. И помнишь, что было на следующее утро? Ты прямо места себе не находил!
Я кивнул, совершенно отчетливо вспомнив свое замешательство и вопросы Франсуазы.
— Но объясни мне, — продолжала она, — почему ты сказал — непростой?..
— Ну… непростой — это, наверное, неподходящее слово… Все это не было похоже на поцелуй… поцелуй не был… — Я запнулся и начал снова: — Не знаю, что там тебе наговорил Этьен, но он понял поцелуй неправильно. Я поцеловал тебя, потому что ты очень страдала, и все вокруг страдали, и когда я начал… было трудно остановиться.
— А как его воспринял Этьен?
Фьють, подумал я. Ба-бах.
— Ну, по-моему, он подумал, что это… ну, в общем, ты понимаешь…
— Сексуальный поцелуй.
— Да.
Франсуаза рассмеялась. Потом она наклонилась ко мне и быстро поцеловала меня в щеку:
— Это сексуальный поцелуй?
— Нет, — ответил я, слегка привирая. — Конечно нет.
— Поэтому беспокоиться не о чем. Все просто.
— Я рад, что ты понимаешь.
— Всегда, — ответила она, — я всегда все понимаю.
Мы смотрели друг на друга целое мгновение — достаточно долго для того, чтобы испытать легкое возбуждение. Оно напомнило мне о других мгновениях несколько месяцев назад: о многозначительных беседах на Самуе, о полуночном разговоре про параллельные миры с Млечного Пути. А потом мгновение завершилось, так как Франсуаза отвернулась, чтобы взглянуть на Карла.
— Он больше не ломает навес, — сказала она через несколько секунд.
— Да. Я видел, что навес на месте. Возможно, это хороший знак. Улучшение или какой-то сдвиг.
Она вздохнула:
— Нет. Это ничего не значит. Мы поняли, что он ломал навес из-за листьев… Ему просто не было видно пещер. Ему нравится смотреть на них. Когда мы оставили ему щель для обзора, он перестал трогать навес.
— А…
— Но, может, он идет на поправку… Он ест то, что я приношу.
— Все-таки сдвиг. Правда, это не так уж много.
Франсуаза кивнула:
— Да… Бедный Карл… Это совсем немного.
В конце того дня Сэл еще раз поймала меня. Мы с Франсуазой долго сидели на берегу после заката, и Сэл подстерегла меня, когда я уже собирался зайти в дом, чтобы завалиться спать.
— Ты передал мое сообщение? — спросила она.
Я хлопнул себя по лбу:
— Ах, черт. Сэл, оно совершенно выскочило у меня из головы. Мне правда очень жаль. Я забыл, потому что мы говорили о Карле, а потом…
Сэл милостиво кивнула головой:
— Хорошо, хорошо. Я знаю, что произошло, поскольку вечером разговаривала с Этьеном. Похоже, завтра на похоронах много чего придется обсудить, и… Только, пожалуйста, не говори мне, что ты забыл о похоронах.
— Сэл, — возмущенно ответил я, вероятно, переиграв с изображением гнева. — Конечно же нет!
— Да, с тобой нелегко разговаривать… Впрочем, после беседы с Этьеном я внесла в свои планы некоторые изменения. Я решила быть с людьми немного строже, чем планировала раньше… Трудные времена — крутые меры: кажется, так звучит выражение… — Она запнулась. — Похороны в некотором роде сплачивают людей, тебе не кажется, Ричард?
— Возможно, — с сомнением в голосе произнес я.
— Очень даже возможно… В общем, спи спокойно и не мучай себя из-за того, что не передал сообщение.
Я кивнул: