Пляж
Шрифт:
— Ты не поможешь мне, Рич? — обращается ко мне мистер Дак, протягивая наполовину свернутый косяк. — Я не могу сделать его сам. У меня слишком липкие руки. Ризла… [1] Ризла не склеивается.
Когда я беру у него косяк, он с виноватым видом смеется:
— Это всё мои запястья. Изрезал их, и кровь никак не остановится. — Он поднимает руку, и на пластиковую перегородку брызжет кровь. — Понимаешь, о чем я? Вот черт!
Я сворачиваю косяк, но не могу лизнуть его. На кусочке ризлы виден красный отпечаток пальца.
1
Марка
— А! Не напрягайся насчет этого, Рич. Я не заразный. — Мистер Дак смотрит на свое промокшее одеяние. — Хотя не очень чистый…
Я лизнул ризлу.
— Зажги его сам. Я лишь намочу его.
Он протягивает мне зажигалку, и я сажусь на постели. Под моей тяжестью матрас оседает, и кровь стекает в образовавшуюся выемку. Мои трусы намокают.
— Ну как? Что надо, да? Тебе бы попробовать через ствол винтовки… Это серьезно, Рич.
— Как ты мне надоел!
— А-а… — говорит мистер Дак. — Вот это мальчик! Хорош малыш…
Он ложится на кровать. Его руки распростерты над головой — запястьями вверх. Я делаю еще одну затяжку. Кровь хлещет с лопастей вентилятора и поливает все вокруг, будто дождь.
САМУЙ
Rest & Recreation
Путешествие от железнодорожного вокзала в Сураттхани до Самуя прошло как в тумане. Я смутно помню, что вслед за Этьеном и Франсуазой поднялся в автобус, следовавший в Донсак. Мое единственное воспоминание о паромной переправе — это когда Этьен орал мне прямо в ухо, перекрывая шум двигателей парома:
— Смотри, Ричард! — и он показывал рукой в направлении горизонта. — Вон он, морской парк!
Вдалеке что-то голубело и зеленело. Я послушно кивнул. Мне было важнее найти место помягче на своем рюкзаке, чтобы использовать его в качестве подушки.
Мы добирались из порта Самуй до курорта Чавенг на большом открытом джипе «Исудзу». Слева от дороги сквозь ряды кокосовых пальм мелькало голубое море, а справа тянулся покрытый джунглями крутой склон горы. В салоне позади кабины водителя сидели десять путешественников — между колен зажаты рюкзаки, головы поворачиваются как по команде на поворотах. Один прижимал к плечу бейсбольную биту, другой держал в руках камеру. В окружающей зелени мелькали коричневые лица.
— Дельта один-девять, — бормотал я, — это патруль «Альфа».
Джип оставил нас перед пляжными домиками, приличными на первый взгляд, однако неписаный кодекс пешего туриста требовал, чтобы мы поискали места получше. Через полчаса утомительной ходьбы по горячему песку мы вернулись к домикам.
Отдельный душ, вентилятор около кровати, прекрасный ресторан с видом на море. Наши домики стояли в два ряда по сторонам дорожки, посыпанной гравием и обсаженной цветами.
— Tres beau, — сказала Франсуаза, счастливо вздохнув при этом.
Я согласился с ней.
Закрыв за собой дверь домика, я первым делом подошел к зеркалу в ванной и осмотрел свое лицо. Я уже дня два не видел себя в зеркале и хотел удостовериться, что приобрел желанный загар.
Я был несколько ошеломлен, видя вокруг столько загорелых людей, я полагал, что тоже загорел, однако призрак в зеркале… вносил поправки. Белизну моей кожи подчеркивала щетина такого же угольно-черного цвета, как и мои волосы. Но если не считать потребности в ультрафиолетовых лучах, надо было срочно принять душ. Моя футболка стала твердой, как соляной панцирь, потому что пропиталась потом, высохла на солнце, а затем снова пропиталась потом. Поэтому я решил, не откладывая, пойти на пляж и искупаться. Решив тем самым две задачи — позагорать и помыться…
Чавенг походил на фотографию из рекламного проспекта. Гамаки в тени изогнутых пальм; песок слепящей белизны; водные мотоциклы, оставляющие за собой белый след, похожий на тот, что оставляют в ясном небе реактивные самолеты. Я устремился навстречу прибою, отчасти потому, что песок обжигал, а отчасти — потому что всегда вбегаю в воду. Когда вода начала мешать моему продвижению, я подпрыгнул и по инерции пролетел вперед. В воздухе я повернулся, упал на спину и погрузился на дно, выдыхая воздух. Достигнув дна, я расслабился. Я чуть приподнял голову, чтобы задержать воздух в носу, и стал прислушиваться к звукам моря — мягким щелчкам и шелесту подводных течений. Я плескался в воде уже минут пятнадцать, когда ко мне присоединился Этьен. Он тоже пробежал по песку и нырнул в воду, но затем с воплем вынырнул.
— Что случилось? — крикнул я.
Этьен потряс головой и устремился обратно — прочь от того места, куда он нырнул:
— Это животное! Эта… рыба!
Я начал пробираться к нему:
— Что еще за рыба?
— Я не знаю, как она называется по-английски… Ай! Ай! Тут еще и другие! Ай! Они же могут ужалить!
— Ах вот оно что, — сказал я, приблизившись к нему. — Медузы! Замечательно!
Я обрадовался, увидев плывущие в воде бледные создания, похожие на капельки серебристой нефти. Мне нравилась их явная необычность, они привлекали меня уже тем, что занимали странное положение между растительной и животной жизнью.
Я узнал интересную вещь о медузах от одного паренька-филиппинца. Он был едва ли не единственным моим ровесником на острове, где я однажды жил, поэтому мы подружились. Мы провели вместе много счастливых недель, играя на пляже во фризби и купаясь в Южно-Китайском море. Он объяснил мне, что медуза не ужалит, если взять ее ладонью. Потом, правда, нужно как следует вымыть руки, потому что если потрешь рукой глаза или почешешь спину, осевший яд проникнет под кожу и боль будет невыносимой. Мы проводили медузьи бои, бросая друг в друга желеобразные лепешки. В тихую погоду медузьи «снаряды» можно пускать по воде подобно плоским камешкам, хотя если швырнуть их слишком сильно, они «взорвутся». Он также рассказал мне, что медуз можно есть сырыми, как суши. Не вопрос. Конечно, их можно есть сырыми, если только вы готовы потом несколько дней стойко переносить рвоту и боли в животе. Я посмотрел на медуз, окружавших нас. Они были похожи на филиппинских, поэтому я решил, что стоит рискнуть и подставить руки под яд. Авантюра оправдала себя. Когда я быстро вытащил дрожащий шарик из воды, глаза Этьена чуть не вылезли из орбит.
— Mon Dieu! — воскликнул он.
Я улыбнулся. Мне не верилось, что французы действительно говорят Mon Dieu. По-моему, это все равно что ожидать от англичан слова what в конце каждого предложения.
— Тебе не больно, Ричард?
— Ни капельки. Все дело в том, как держать ее, — это как с крапивой. Попробуй.
Я протянул ему медузу.
— Нет, я не хочу.
— Ничего не будет. Давай, не бойся.
— Правда?
— Да, да. Сложи руки, как я.
Я стряхнул медузу в подставленные им руки.