По делам его...
Шрифт:
Ноги вынесли Антона к дверному проему, и глазам представилась картина, которую он — эта уверенность возникла мгновенно — не смог бы забыть до конца жизни.
Сервант, в котором Таня Тихомирова хранила единственный в доме сервиз, лежал на полу, задняя его стенка была будто прожжена огромной паяльной лампой, опаленные края отверстия еще слегка дымились, и видно было, в какое месиво осколков превратились тарелки глубокие и мелкие, блюдца чайные и чашки с резными ручками, а фаянсовая сахарница почему-то не сломалась и лежала на груде битой посуды, будто единственный сохранившийся зуб в раздробленной в драке челюсти.
Таня
«Ну конечно! — подумал Антон, успокаиваясь. — Шаровая молния. Грозы вроде нет, но они и без гроз иногда появляются». Почему-то фраза о застывшей в жилах крови вспомнилась ему опять, приобретя юмористический оттенок, будто мелодия, прозвучав сначала в одной тональности, затем перешла в другую, более для нее подходящую.
Сколько времени это продолжалось? Антону показалось, что прошло минуты две
— на самом деле это могло быть и две секунды. Шар слегка поднялся, будто буй на поверхности водоема, и медленно поплыл в сторону окна. «Они ведь взрываются неожиданно, — мелькнула у Антона мысль. — Не дай Бог, если сейчас рванет»…
Шар подлетел к закрытому окну, просочился сквозь стекло и поднялся вверх, исчезнув из поля зрения. Кто-то бросился к окну, распахнул створки и высунувшись наружу, посмотрел вверх — Антон не сразу понял, что это был Илья, фигура представилась ему черным силуэтом на голубом фоне.
— Илюша! — предостерегающе воскликнул он.
Снаружи донесся легкий хлопок, будто кто-то ударил в ладоши.
— Все, — сказал Репин, обернувшись. — Энергии выделилось немного, это молния второго типа, они обычно исчезают без взрыва.
И сразу в комнате стало шумно — говорили все, никто друг друга не слушал, и снова воспринимать цельную картину происходившего Антон смог лишь некоторое время спустя — пять минут, а может, десять, — когда совместными усилиями подняли и поставили к стене сервант. Осколки сервиза вывалились из раскрывшейся дверцы и лежали на полу. Таня принесла веник и сгребала в совок остатки семейной реликвии, муж хотел ей помочь, но она отодвинула его плечом — отстань, мол, сама справлюсь, — и он подошел к Антону, глядя следователю в глаза: вот, мол, видишь, что делается, будто рок какой-то. Сначала журналы, теперь сервиз…
— Антон Владиславович, — произнес Даниил тусклым голосом, сделал шаг к табурету и упал на него так резко, что Антону послышался хруст сломанной копчиковой кости. — Вам нужно еще какое-то доказательство справедливости теоремы Вязникова?
— Шаровая молния… — начал Антон.
— Да, конечно. Грозы нет, атмосферное электричество в норме. Вас тут не было — шар появился вон в том углу, где нет никаких отверстий или щелей. Спросите у вашего коллеги, если мне не верите.
Репин захлопнул окно. Стекло, в котором шар прожег отверстие, неожиданно лопнуло и со звоном посыпалось наружу, несколько осколков упали в комнату, и эксперт поспешно отошел в сторону.
— Да-да, — сказал он рассеянно, — так все и было, Антон. Мы разговаривали о погоде, и тут будто кто-то лампу зажег, мы обернулись…
— Шаровая молния, — повторил Антон. — Никогда прежде не видел. Нормальная шаровая молния. Очевидное-невероятное. Удивительное рядом. Сто раз показывали. Что тут такого?
— Ничего, — сказал Даниил, — если не считать того, что связной теории возникновения шаровых молний не существует. Кластеры всякие, холодная плазма, а толкового объяснения нет. Я прав, Илья Глебович?
— Да, — кивнул Репин. — Шаровые молнии — будто следствия без причины. Феноменология известна, идей навалом, но надежной теории не существует.
— Гражданин следователь, — подал голос Тихомиров, — если я в милицию заявление подам о возмещении ущерба… Ну, там природная катастрофа… Что-нибудь светит? Вы ведь сам видели, как свидетели…
— А? — не понял Антон. — Светит — что?
— Леонид Афанасьевич имеет в виду компенсацию ущерба, — пояснил Вязников и сам же ответил на вопрос хозяина. — Нет, не светит. Если, конечно, имущество не застраховано. У вас какая страховая компания?
— Никакой! — со злостью воскликнул Тихомиров. — Ты слышишь, Татьяна? Говорил я тебе: надо и надо, а что ты? Денег жалко?
Татьяна Алексеевна молча понесла на кухню полный битого стекла совок, Тихомиров шел следом и бубнил что-то о потерянной страховке. Когда они вышли, Илья сказал:
— Что нам тут делать? Поехали, договорим по дороге.
В машине долго молчали. Вязников сел сзади, откинулся на спинку и думал о чем-то своем, закрыв глаза, Антон сидел рядом с Ильей, который вел машину нервно, то увеличивая скорость до ста километров, то тормозя до тридцати, будто замечал перед собой неожиданное препятствие, хотя дорога была свободна — редкие машины шли на Москву в этот час, все больше из города.
— Илюша, — сказал наконец Антон, — что с тобой? Хочешь, я за руль сяду?
Илья покосился на приятеля, ничего не ответил, но, пропустив вперед нещадно сигналившую иномарку, свернул к обочине и остановился у дорожного указателя.
— Боюсь я ехать, — признался он, опустив руки на колени. — Нервничаю. Даниил Сергеевич, — обернулся он к пассажиру, и Вязников, вздрогнув, широко раскрыл глаза, — эффект вашей теоремы сильно зависит от стресса? Вы говорили…
— Зависит, да, — кивнул Вязников и выпрямился на сидении. — А сильно ли… Не знаю, статистика маленькая, сами знаете, чуть больше десятка случаев. Только что у Тихомировых, — я все время об этом думаю, — кто вызвал эффект? Вы или я? То, что не Антон Владиславович, — это ясно, он, слава Богу, в справедливость теоремы пока не верит и точной формулировки не знает. Значит, кто-то из нас двоих. И сдается мне…
— Вы хотите сказать, что были спокойны, а я нервничал?
— Д-да, в общем… Не то чтобы спокоен, но по сравнению с вами… Вас-то что поразило?
— Обыденность. Нормальная русская семья, нормальный дом, обычный, понимаете? Почему-то, когда Антон говорил с хозяином, а хозяйка предложила закусить чем Бог послал… Вряд ли смогу объяснить это ощущение. Будто щелкнуло что-то в мозгу, и я представил себе, как разлетаются эти проклятые журналы, и как в то же самое время в десяти километрах отсюда вспыхивает человек. Не знаю, может быть, именно тогда я поверил в то, что вы правы.