По дороге к любви
Шрифт:
Улыбаюсь одними губами. Рановато еще по-настоящему, искренне улыбаться. Искренние улыбки часто неправильно понимают. Сохраню вежливую дистанцию, но не настолько, чтобы после нескольких искренних улыбочек оказаться в чьем-нибудь багажнике с перерезанным горлом.
— Так, значит, ты из Вайоминга? — спрашиваю я, потягивая коктейль.
— Ага, — кивает он. — Я там родился, но когда мне было шесть лет, родители развелись и мы переехали в Техас.
В Техас. Забавно. Возможно, мои страхи по поводу ковбойских сапог не так уж беспочвенны? Но он совсем не похож на техасца, во всяком
— Вот повидаюсь с папашей и отправлюсь туда. А ты?
Соврать или не соврать? Господи, да пошло оно все, блин… Он что, частный детектив, которого папочка отправил по моему следу? Я не назвала ни своей фамилии, ни адреса, ни номера телефона, что могло бы привести его к моему дому, чтобы, когда я вернусь, если вообще вернусь, оказаться в его багажнике с перерезанным горлом? Думаю, говорить правду гораздо легче, чем пытаться громоздить одну ложь на другую, отвечать на каждый вопрос враньем, поди потом запомни все это. Ехать в этом автобусе еще долго, тем более, как он сказал, нам вместе делать несколько пересадок.
— Из Северной Каролины, — отвечаю.
Он оглядывает меня с ног до головы:
— Из Северной Каролины? Гм, что-то не похоже. Там таких не бывает.
«Что? Что за чушь он несет?»
— А какие, по-твоему, девушки в Северной Каролине?
— Ты очень правильная.
— А ты нахал.
— Да нет, — с безобидным ворчанием в голосе отвечает он, — просто я такой человек, люблю резать правду-матку, а люди не понимают. Вот ты подходишь, например, к тому парню и спрашиваешь, какая у тебя попа в этих джинсах, большая на вид или нет, а он говорит: нет, не очень. Подходишь ко мне, задаешь тот же вопрос, а я говорю тебе правду. Ждешь одного, а получаешь другое, это и сбивает тебя с толку.
— Да что ты?
Никак не раскушу его, чудик какой-то, даром что имя назвал. Слегка чокнутый, даже заинтриговал меня.
— А ты что, не знала? — спрашивает таким тоном, будто истины, которые он изрекает, давным-давно всем известны.
Жду разъяснения. Но он молчит.
— Странный ты тип, — говорю я.
— А мне странно, что ты не задаешь вопросов.
— О чем?
Он смеется:
— Правда ли, что твоя попа кажется в этих джинсах большой.
Чувствую, что лицо мое перекосило.
— Вот еще… Я… Ммм…
Опять попалась. Ладно, если он хочет играть в такие игры, то и я не собираюсь расслабляться, хватит с него, что он уже два раза поймал меня. Я ухмыляюсь:
— Сама знаю, что моя попа в этих джинсах не кажется большой, так что в твоем мнении не нуждаюсь.
По его губам змеится дьявольски привлекательная улыбка. Он снова отхлебывает из бутылки, встает и протягивает руку:
— Кажется, наши восемь минут истекли.
Руку его принимаю, но, скорей всего, потому, что совершенно сбита с толку нашей дурацкой перепалкой. Он тянет на себя, помогая мне подняться.
— Вот видишь, Кэмрин, — говорит он, отпуская мою ладонь, — как много можно узнать друг о друге всего за восемь минут.
Иду рядом с ним, но держу дистанцию. Не знаю пока, раздражают меня его изобретательные подколы и исходящая от него уверенность или, наоборот, забавляют, как бы ни противился этому рассудок.
Все пассажиры в автобусе уже сидят. На своем кресле я оставила журнальчик, который прихватила на станции, чтобы никто не занял его. Эндрю усаживается у меня за спиной. Я рада, что он не пользуется моей готовностью поболтать и не плюхается в кресло рядом.
Проходит несколько часов, а мы все не говорим друг другу ни слова. Я думаю о Натали и о Иэне.
— Спокойной ночи, Кэмрин, — слышу за спиной голос Эндрю. — Надеюсь, завтра расскажешь, кто такая Нэт.
Испуганно вздрагиваю и перегибаюсь через спинку:
— Ты это о чем?
— Успокойся. — Он поднимает голову от сумки, которая служит ему подушкой. — Просто ты во сне разговариваешь. — Тихо смеется. — Прошлой ночью ругалась с какой-то Нэт то ли насчет шампуня, то ли еще из-за чего. Я не понял.
Ухитряется пожать плечами, хотя лежит, скрестив ноги, на свободном кресле напротив и сложив руки на груди.
Ну и ну! Оказывается, я болтаю во сне. Этого еще не хватало. Интересно, почему мама никогда не говорила мне об этом?
Лихорадочно пытаюсь вспомнить, что мне могло присниться, и до меня вдруг доходит, что мне все-таки что-то снилось, просто я не помню, что именно.
— Спокойной ночи, Эндрю, — бормочу я, сползаю обратно и пытаюсь устроиться поудобней.
Кажется, он там придумал протянуть ноги через проход и положить их на пустое кресло напротив. Попробую-ка и я так же. Я и раньше подумывала об этом, но мне казалось, что лежать с торчащими в проходе ногами не совсем прилично. Да кому какое дело, думаю, взбиваю, как подушку, сумку с одеждой, кладу под голову, ложусь на оба сиденья. Как Эндрю. А что, вполне удобно, даже очень. Почему я раньше не догадалась?
Наутро меня будит голос водителя, объявляющего, что через десять минут автобус прибывает в Гарден-Сити.
— Не забудьте удостовериться, что забрали все свои вещи, — гремит его голос в динамиках. — И не оставляйте мусора на сиденьях. Благодарю всех за то, что выдержали путешествие по необъятным степям Канзаса, и до новых встреч.
Он отбарабанил этот текст как по бумажке и без всяких эмоций, но, думаю, если б мне самой пришлось повторять это каждый божий день, я говорила бы точно так же.
Принимаю сидячее положение, расстегиваю сумку, ищу билет. Он лежит, весь измятый, между джинсами и футболкой со смурфиками. Разворачиваю, ищу название следующего пункта. Похоже, это Денвер, шесть с половиной часов автобусной тряски с двумя остановками. Господи, ну зачем я поперлась в этот штат Айдахо? И в самом деле. Из всех штатов на карте страны я выбрала тот, где растет картошка, только потому, что кассирша на автобусной станции ела печеную картошку. И вот теперь еду неизвестно куда и понятия не имею, что меня там ждет. А если потом придется ехать еще дальше? Да пропади оно все пропадом! Вот сейчас выйду, доберусь до ближайшего аэропорта и куплю билет на самолет обратно. Впрочем, нет, возвращаться домой я еще не готова. Не знаю почему, но чувствую, что пока вернуться назад не могу.