По джунглям Конго (Записки геолога)
Шрифт:
Когда наши охотники возвращались с пустыми руками, мы просили кого-нибудь из пигмеев помочь. Через некоторое время они приходили с антилопой или газелью, а то и двумя сразу. Расход патронов всегда одинаков: один патрон на антилопу, не более. Своих ружей у пигмеев не было, по крайней мере в лагере. Но стреляли они отлично, хотя, как правило, ловили дичь сетями. Я наблюдал, как они охотились на дикобразов. Это было недалеко от лагеря. В одном из маршрутов по ручью на нашем пути встретилось много камней, некоторые из них достигали размеров хижины. Подойдя к ним вплотную, Виктор сказал:
Мы с Луи продолжали маршрут, а Виктор побежал в лагерь за охотниками. Когда мы через некоторое время с Луи вернулись к этим камням, отряд пигмеев уже опутывал их сетями. В образовавшемся круге был оставлен небольшой проход. В него вошел один охотник с собаками, а остальные выстроились с палками за кругом. Собаки были большие и совсем маленькие. Большие остановились около камней, а маленькие полезли под камни, в норы. Закричали охотники. Залаяли собаки. Испуганные дикобразы, покинув норы, пустились наутек и… попали в сеть, где были убиты палками. В лагерь пигмеи возвращались с богатой добычей.
Больше всего мне пришлось бродить по джунглям с Виктором Тсиба. Он отлично знает эти места, исходил их вдоль и поперек в поисках золота вместе с Луи Бунгу. Виктор знает каждый ручеек со всеми его изгибами, каждую тропинку, проложенную дикими животными, еле заметную, а то и вовсе незаметную для неопытного глаза. Подойдя к норе, Виктор Тсиба каким-то особым чутьем угадывал, «дома» дикобраз или нет. Точно определял, отдыхает в дупле упавшего дерева панголин или покинул его. Он всегда точно указывал дерево, в котором есть мед. Как ни пытался я постичь эту науку, она оказалась для меня непосильной.
Сначала Виктор Тсиба нередко подшучивал надо мной. Когда во время маршрута мы делали короткий привал, он говорил с улыбкой: «Месье Базиль, здесь будем ночевать». Он думал, что я испугаюсь, буду отказываться, так как считал меня «чужаком», не приспособленным к лесной жизни. Но я обычно отвечал, что согласен. Виктор заразительно смеялся. Своим смехом, я это отлично понимал, он говорил: «Знаю я эти штучки, меня не проведешь. Не годитесь вы для лесной жизни». Мы с Виктором не один раз ночевали в джунглях у костра, подкрепляясь куском мяса антилопы или мартышки, изжаренном на углях: прошли вместе сотни километров по топям и болотам. Свою шутку он больше не повторял, убедившись, вероятно, что этот странный европеец может быть его собратом по образу жизни!
С Виктором Тсиба еще можно было как-то объясняться по-французски. С другими же пигмеями приходилось разговаривать через переводчика — Франсуа Мукаса, которого из-за его небольшого роста скорее можно было принять за пигмея, чем этих рослых и сильных людей. Но здесь в лагере пигмеи величали Франсуа почему-то «шефом». Спросил Франсуа, и он ответил: «Мой отец — шеф кантона, и все пигмеи, проживающие в этом округе, — его «подопечные». Когда отсутствует отец, «шефом» пигмеи считают сына». Увлекшись, Франсуа продолжал рассказывать далее:
— Мой отец до сих пор собирает дань с пигмеев. Он приходит в пигмейскую деревню, садится в кресло на середине улицы и ждет. Мой отец никогда не зайдет в хижину пигмеев, это не позволяет этикет. К отцу подходят пигмеи, низко кланяются и преподносят подарки: яйца, кур, мед, шкуры зверей. Отец раздает им соль.
— Раньше пигмеи, — продолжал Франсуа, — сами носили дань моему отцу. И шли к нему не той тропой, по которой ходили все, а другой, кружной. По нашей тропе ходить им было запрещено. Тогда они нередко бесплатно работали на нашей плантации, а когда в деревне кто-нибудь умирал, пигмеи танцевали. Иногда они танцевали два-три дня подряд, без перерыва. Пигмеям запрещалось селиться вблизи нашей деревни. Теперь, после революции, пигмеи стали строить жилища около нашей деревни.
У пигмеев наибольшим авторитетом пользовался Жан Бомитете. Он был старше остальных. А тут как раз мне сообщили о его дне рождения. Я узнал об этом от Франсуа. Он заявил: «Сегодня вечером будет концерт пигмеев по случаю дня рождения Жана». — «Ну что ж, послушаем», — решили мы. Когда послышалась музыка, вышли из хижины и направились к музыкантам. Ярко светила луна. Палатки, хижины, деревья были озарены серебристым светом селены. Мерцали яркие, но редкие звезды, были видны незнакомые нам созвездия. Стояла великолепная тропическая ночь!
Оркестр состоял из трех инструментов: калебаса, гитары и куска бамбука. Калебас — выделанный из тыквы сосуд для воды. Гитара представляла собой кусок бревна, на нижней стороне которого были укреплены лианы толщиной в палец с насечками в верхней части. А на верхней — дощечка, к которой крепились струны — тонкие лианы. Насечки на более толстых лианах служили для подтягивания струн. Калебасист, если так можно сказать, дул в калебас и ударял по нему палочкой. Гитарист перебирал струны палочкой. Третий музыкант дул в бамбук и ударял им о землю. Запомнилась игра на калебасе. Музыкант был весь в движении: он то наклонял голову, то поднимал ее. Временами все его тело охватывала словно судорога. На лице — полная отрешенность. Он вспотел, хотя ночь была прохладной. Остальные музыканты вели себя более спокойно, тихонько напевали. В памяти остались дорогие всем нам слова: «А мама, а мама, а мама».
Вокруг музыкантов образовался круг слушателей. В круг вошла женщина, подошла вплотную к музыкантам, наклонилась к их головам, что-то произнесла и стала танцевать в такт музыки.
На смену одной танцовщице выходила другая, третья, танцевали и парами. Их руки замысловато двигались на уровне груди, касались головы, ушей. Мне показалось, что со стройными телами пигмеек не гармонировали сильно развитые ступни ног. Да и как им быть маленькими, если женщинам каждый день приходится бродить по болотам и топям джунглей, таскать тяжести на голове!
Во время танцев танцовщицы и музыканты обменивались шутками. Так, одиннадцатилетняя Маргарита, дочь Луи Бунгу, подойдя к музыкантам, крикнула одному из них по-французски: «Шери» (дорогой) — и начала танцевать. «Шери» (дорогая), — донеслось ей в ответ. На смену ей вышла пигмейка, которая танцевала без огонька. Музыкант крикнул: «Я не женюсь на лентяйке». И женщина, обидевшись, покинула круг. Снова вышла женщина и крикнула музыканту: «Шери». «Шери», — ответил он.
К иной танцовщице подходил кто-нибудь из зрителей и гладил ее по спине.