По крапу
Шрифт:
Сашка мог быть сердитым, похмельным, усталым… каким угодно, но только не трусливым, это я знал точно. И если он советует смываться, значит, дела мои и в самом деле хреновые. Вот только к этому я был совсем не готов. Да и куда идти? На вокзал? Меня там быстренько без документов возьмут! Да и билет я не куплю без паспорта…
Тревожные мысли шли похмелью вдогон, рука сама тянулась к деньгам, а глаза высматривали в окно ближайший магазин. Но Сашка поставил на моих терзаньях точку.
— У меня ведь
Голому собраться — только подпоясаться! Через три минуты я был уже готов.
— Да, и еще, — сказал Сашка прежде, чем выпустить меня на лестничную площадку. — Пить сегодня не надо: мало ли что? А я здесь пока крутнусь, постараюсь узнать… на квартиру к тебе схожу… В общем, на тебе ключ и… пока! Через недельку подъеду…
А дальше была лестница, трамвайный скрип лифта и страх неожиданной остановки (на третьем этаже вошла раздобревшая дама с белой собачкой на руках). Дама неодобрительно глянула на меня, но ничего не сказала. А собачка продолжала коситься и лаять до первого этажа.
Лифт остановился, и дама вышла, едва протиснувшись сквозь дверные половинки. Я скользнул следом. В подъезде дама замешкалась, пропуская двоих мужчин, и я чуть не клюнул носом в ее сдобное плечо. Тот, кто был первым, вряд ли разглядел мое лицо, но его увидел второй. В глазах незнакомца я прочитал лиловые строчки: «На вид лет 35–40, роста среднего, спортивного телосложения, волосы темные, был одет…» Ну и так далее.
Нет!..
Что, лет 35–40? Я быстро начал стареть своим похмельным лицом. Примерно лет до пятидесяти.
Среднего роста, говорите? Тотчас же коленки мои подогнулись, и я стал вдвое меньше.
Спортивного телосложения? Я сжался, разом превратившись в мелкого и щуплого.
Вы разве ТАКОГО ищете?!
(Да, и не забудьте пиджак с чужого плеча).
Чернильные строчки в глазах незнакомца расплылись и исчезли. Он прошел мимо. А я выскользнул вслед за дамой из подъезда и спустился с крыльца.
Дама поставила собачку на землю и повернула направо.
Собачка тявкнула на меня и побежала налево.
А я пошел прямо и прямо — через двор и на автовокзал.
Потом была очередь в кассу, билет на ближайший автобус и двадцать минут свободного времени. Я вышел на перрон и закурил. Была суббота, солнечный день. В расстегнутом пиджаке гулял ветерок свободы. А денег, пожалуй, месяца на четыре хватит…
Я докурил сигарету до фильтра и вынул еще одну.
«Там, в доме, не убрано, но ты не пугайся… Жить можно, — вспоминал я Сашку. — Утром загляни к соседу, его Петровичем зовут. Привет от меня передай. Скажи, мол, двоюродный брат, из Астрахани приехал… Короче, что-нибудь придумаешь. Бутылочку возьми, Петрович не откажется…»
Бутылочку? Да без проблем!
«Пить сегодня не надо…» — это тоже говорил мне Сашка. Слово «пить» вынырнуло из памяти, заныло и заканючило. А остальные четыре слова я почему-то забыл.
Уже автобус подавали на посадку, когда я выдернул из стеклянного окошка две бутылки пива. Одну я тут же опорожнил в пятнадцать секунд и бережно поставил в урну, а другую ухватил за горлышко и пошел к автобусу.
В ожидании посадки пассажиры толпились у двери. Впрочем, водитель оказался не из медлительных.
— Билеты приготовьте, — сказал он, открывая дверь.
Я сунул руку в карман. Тут же вспомнил: не в левом, а в правом! Перехватил бутылку в другую руку и снова полез в карман…
Звон разбитого стекла повернул в мою сторону полсотни незнакомых лиц, плюс одно, смутно знакомое. Я еще машинально отряхивал брюки от пивной пены, а Семенов уже подходил ко мне с той стороны перрона, и кобура у него под рубашкой, казалось, расстегивалась сама собой.
— Гражданин, ваши документы! — услышал я его голос. Значит, правильно вчера эти двое, на крыльце, говорили: хрен тебе, Семенов, а не отгул…
— К вам, гражданин, обращаюсь. Документы, говорю, покажите.
— Да я в деревню собрался… В деревню! Сейчас автобус уйдет!
Я сделал движение к автобусу. Мелькнула надежда: а может, все обойдется? Однако Семенов, оставшийся без отгула, был злым и от меня не отстал.
— Документы! Что, нет ничего? Ну, тогда пройдемте.
С хрустом закрылись двери, и автобус тронулся с места. А меня уводили от автобуса. Уводили от деревни и от Петровича.
Меня уводили от свободы.
За что уводили? Зачем?..
— «Справка об освобождении. Выдана гражданину Елагину Леониду Михайловичу в том, что он…» — читал Семенов потертую бумажку, найденную за подкладкой не моего пиджака. — Так вот ты, значит, какой!
— Да не Елагин я! Не Елагин, а Миронов, Виктор Павлович… Вы проверьте!
— Прокурор проверит, — отвечал Семенов, и продолжал читать дальше: — «…что он… отбывал наказание за преступление, предусмотренное статьей… срок отбыл полностью… освобожден…» Все с тобой ясно, Елагин! Не успел выйти, как снова туда захотел? — и повернулся к напарнику. — Вчера у нас капитану голову проломили, слышал? Так это вот он, Елагин, — глаза у сержанта стали злыми. — Ну, ничего, ничего… Мы с тобой еще поговорим!..
Я знаю, что будет потом.
Миронова уже не отпустят. Подержат в сизо с полгода, потом по этапу — в Ухту.
А я буду ехать в Хабаровск, пить пиво, купленное в Белогорске. Буду слушать чужую историю — и забывать свою.