По краю огня
Шрифт:
Он молился два часа кряду, не открывая глаз и не вставая с колен, — до тех пор, пока позади него не скрипнула дверь. Зигмунд обернулся. На пороге, привалившись плечом к косяку, стоял номер Второй. Лицо у него было мрачное.
— Нейл?.. — холодея, прошептал менталист, уже видя ответ.
Райан Рексфорд безрадостно качнул головой.
— Мне жаль, Зигги, — сказал он. — Мне, правда, очень жаль…
Всё утро над Черной долиной сползались низкие серые тучи. К полудню они прорвались дождем, и люди попрятались,
В центральном шатре, стоявшем бок о бок с шатром тысячника, реде ан Джабира, было жарко и сумрачно. За перегородкой, в маленьком закутке у самого полога, позвякивала посуда и скворчали на дне небольшого походного казана кусочки баранины — Гаяр готовил обед. Фаиз, вполуха прислушиваясь к этим звукам, сидел на устроенном подле жаровни широком ложе с трубкой в зубах и смотрел на огонь. Рядом лежала раскрытая папка. Ее содержимое Фаиз просмотрел еще ночью, когда вернулся из Даккарая, и просьба Нейла стала ему понятна: едва ли не на трети рисунков была изображена Кассандра Д’Элтар. Фаиз никогда с ней не встречался, но опознал по первому же портрету — конечно, это была она, кто еще? И учитывая тот факт, что люди на остальных рисунках имели почти зеркальное сходство с прототипами, беспокойство Нейлара эль Хаарта было понятно. Почтовый двор в лице шахри ан Фарайя знал о его маленькой тайне, а вот буревестники и тайная канцелярия Геона пребывали на этот счет в блаженном неведении — где Нейл в конце концов и решил их оставить. «Тоже верно, — подумал Фаиз, скосив глаза на лежащий сверху портрет миловидной темноволосой девушки в кадетском мундире и с нелепо огромным бантом на макушке. — Нашему брату только дай нащупать чье-нибудь слабое место… Боги, ну вот к чему здесь этот дурацкий бант?»
Недоуменно наморщив брови, молодой человек потянул из трубки и отвернулся. Вопрос был риторический. И далеко не первый — едва открыв папку по возвращении и увидев, что в ней находится, Фаиз не удивился, когда среди карандашных набросков Нейла нашел портреты воспитательницы его младшего брата и толстяка де Шелоу, но чего он уж точно никак не ожидал — так это обнаружить под ними несколько своих собственных. Нейлар эль Хаарт рисовал только близких ему людей. Он скучал по дому, по семье, по друзьям — и алмарский резидент в этом списке был явно лишний, однако… «Я рад, что ты пришел», — всплыл в памяти хрипящий шепот, и Фаиз зябко повел плечами. Опять стало неуютно, настолько, что ему захотелось зарыться в подушки и натянуть на голову одеяло. В отличие от фантомага, никаких причин для радости в давешней встрече
Отвлекшись на шелест полога и тихие голоса за перегородкой, Фаиз поднял голову. Еще ночью он отправил шафи отчет по увиденному в Даккарае, и, похоже, теперь наконец-то пришел ответ. Вот только какой? Фаиз не лгал Нейлу и не нарушал приказа — фантомага ему пока убивать не велели, велели только найти. Но всё могло измениться в любой момент. И пусть эль Хаарт в своем нынешнем состоянии смерть принял бы как избавление, Фаизу это по-прежнему было поперек горла.
Тканая перегородка колыхнулась, и внутрь проскользнул Гаяр.
— Мой господин, — сказал он, опускаясь на колени перед хозяином. — Вот, пришло только что.
Тот кивнул, принял свиток с личной печатью шафи и взмахом руки отослал прислужника. Потом одним движением челюсти передвинул трубку из левого угла рта в правый и, помедлив, сломал печать. Послание было коротким.
«Фантомаг мертв, — прочел он. — Оставайся в Черной долине и будь на виду — вряд ли к тебе возникнут вопросы, но лучше не рисковать. Дальнейшие распоряжения получишь позже».
Фаиз стиснул зубами мундштук. Опустил на колено руку с письмом, медленно смял его в комок и бросил на угли жаровни. Как же тут душно, подумал он, потянув вниз ворот сорочки. Вновь покосился на раскрытую папку и позвал:
— Гаяр!
Перегородка опять колыхнулась.
— Да, мой господин?
— Проветри здесь, — велел Фаиз, поднимаясь с ложа, — дышать нечем… И сожги это.
Он кивнул на папку, новым движением челюсти перебросил трубку назад в правый угол рта, потянул из нее и скорчил сердитую гримасу:
— Где ты взял этот нуис? Горечь одна! Еще раз такое притащишь — заставлю самого всё скурить!..
Не дожидаясь ответа, Фаиз передернул плечами и скрылся за перегородкой. Сухо зашелестел наружный полог. Шарарец проводил господина растерянным взглядом.
— Вчера вроде не горчил, — пробормотал он. Вздохнул виновато, перевел взгляд на раскрытую папку с рисунками и, присев у жаровни, взял в руки первый лист. Вздохнул еще раз, теперь с сожалением (девушка с бантом была как живая!), и, аккуратно смяв портрет, отправил его в огонь. За ним второй, третий — шуршала бумага, мерно гудело пламя, лица сменяли друга, чернея и съеживаясь от жара… Минут через пять в папке остался последний лист. Гаяр взял его в руки, посмотрел на портрет и улыбнулся чему-то. А потом, оглянувшись в сторону полога, осторожно сложил рисунок вчетверо и спрятал его за пазуху.
Последней в огонь полетела смятая папка. Коротко вспыхнула разлохмаченными нитяными завязками, скукожилась на углях, стремительно перецветая из серого в оранжево-черный, — и тихо рассыпалась пеплом.