По семейным обстоятельствам
Шрифт:
В общем, настал час сбора вещей, которых внезапно оказалось слишком много. Зачем ей столько посуды? Достаточно шести тарелок, одного набора столовых приборов и трех кастрюль. И огромной сковородки. Казан и утятница ей теперь не нужны будут. И противни тоже. Несколько пакетов вещей, из которых выросли сыновья, она раздала знакомым. Своей же одежды оказалось до обидного мало: двое джинсов, пара свитеров, теплое пальто, платье да сапоги. Остальное было безжалостно вынесено на помойку, ибо растянутое, с пятнами или просто безнадежно устарело.
— Мам, а откуда у нас эта сумка? — крикнул из коридора
Мальчиков теперь было легко различать с первого взгляда: Владька пытался выбрить себе виски, хорошо, что уши не сбрил. Теперь сверкал ультра-короткой стрижкой. Стасик, наоборот, завязывал похабный хвостик на затылке. Натка не препятствовала — пусть. Помнила, как в четырнадцать отец отходил ее хворостиной за обстриженную косу. Время прошло, ноги и задница зажили, а обида на родителей осталась: им вот нужна была эта коса? Длинные волосы нужно мыть, а воду в деревне из колодца брали, потом в ведре грели. С короткими было намного проще. К тому же, когда еще чудить, как ни в юности? В тридцать два уже не больно-то выкрасишь волосы в синий, и бровь не проколешь. Если уж две лишние дырки в ухе на работе фурор произвели, то что говорить о чем-то более глобальном?
— Какая сумка, Слав? — крикнула в ответ женщина, дотронувшись до правого уха и улыбнувшись. — Тащи сюда, посмотрим!
— Мам, я готов! — заявился в комнату Стасик с огромным туристическим рюкзаком за плечами.
— Слав, а палатка тебе зачем? А спальник?
— О, какая крутая штука! — восхищенно заявил Владик, вплывая в комнату с золотой фиговиной в руках. — Мам, откуда?
— Не трогай! — заорала Натка, с ужасом узнавая ту «взрывчатую» штуку из Лилькиной квартиры. — Положи на место!
Но подросток уже что-то покрутил, куда-то нажал… и камень в золотой треугольной штуковине вспыхнул ядовитым голубым светом, очерчивая на полу круг.
— Ух ты! Лазерный светильник! — радостно завопил Стасик и с разбега в этот круг прыгнул. И пропал.
Натка и Владик переглянулись.
— Как считаешь, это портал в другое измерение или аннигилятор? — ломким шепотом спросил еще имеющийся у Натки отпрыск.
— Молись, чтобы первый вариант, — рявкнула Натка. — Если я не вернусь через пару часов — иди жить к отцу!
— Ты чего выдумала? — взвизгнул парень.
— Я иду за своим ребенком, — твердо ответила женщина и смело шагнула в круг.
3.
Натка и новый мир
Грудь сдавило ужасом, лицо и кисти рук обожгло холодом. Запахло озоном.
Натка открыла глаза. Вокруг был лес. Натуральный лес. Снег, деревья, солнышко в небе, отчаянно матерящийся Владик с безумными глазами.
— Владька, прекрати, — попросила его мать, не зная, что делать — то ли вцепиться в родимую дитятку с бабьим воем, то ли выпороть его как сидорова козла за дурацкие шутки.
— Ох-ре-неть, это все же портал! — раздался радостный вопль Стаса.
Натка подпрыгнула.
— Я тебе что, дуралею, велела? — строго спросила она.
— Идти к отцу, — отрапортовал сын. — Я что, совсем дурак? Я лучше с тобой.
Натка тяжело вздохнула. С одной стороны, хорошо, что оба ее ребенка при ней и под контролем. С другой — черт знает, куда их занесло, и как выживать в лесу. Одно радует — они все живы, а значит, и Лилька с ее мамой живы. Надо как-то попытаться их найти, вот. Это хотя бы отдаленно смахивало на план. Для начала она отобрала у Владьки сумку и перемещатель — а то мало ли, что он еще натворит. А вдруг там все же есть режим аннигиляции? А потом уже строго посмотрела на сыновей:
— Ну что, юные скауты, куда нам идти?
— Туда, — хором ответили мальчишки, указывая в разные стороны.
— Направо пойдешь, коня потеряешь, — оптимистично заявила Натка. — Коня у нас нет, идем направо.
— Почему? — насупился Владька, потирая озябшие уши.
— Там тропинка, — пояснила глазастая Ната. — Стась, а дай-ка мне твой спальник, я его на плечи накину. Холодно.
— Вот, а ты говорила, зачем мне рюкзак! — радостно и очень громко заорал наиболее умный из ее детей. — У меня там и шапка есть! И свитер!
— Шапку Владьке отдай, он у нас самое слабое звено, — скомандовала мать. — Ну что, Сусанины, вперед!
— Мам, мы вообще-то Орловы.
— Так, Владик, шапка переходит к Стасику. Теперь он у нас — младший сын.
— Это потому что дурачок? — обрадовался Владька.
— Именно. Два очка в твою пользу. Ты знаешь, кто такой Сусанин, старший сын?
— Конечно, — уверенно ответил тот. — Он про собаку написал. Которую дед Мазай утопил.
Натка закатила глаза и предпочла не комментировать познания своих детей.
Ноги в домашних тапочках озябли даже быстрее, чем промокли. Натка начала стучать зубами. Дети были более упакованы: у них были одни ботинки на двоих, которыми они планировали поменяться, ибо Влад успел одеться, куртка, теплый свитер и шапка с помпоном. А еще у них была палатка, что не могло не радовать.
Самое смешное, спор про старшего сына был глупым. Натка понятия не имела, кто из мальчишек родился первым. Весили они одинаково, выглядели одинаково, орали одинаково. Кого из них она нарекла Станиславом, а кого — Владиславом, она не помнила. Первые дни они оба были Славками. Потом одному поставили зеленкой точку на лбу, и он стал Владькой. С таким опознавательным знаком было хотя бы немного понятно, кого она уже покормила, а кого нет. У нее даже график на обоях был нарисован, где она отмечала помывки, смену памперса и кормление. Потому что пару раз (не пару, гораздо больше) она кормила одного дважды и мыла другого второй раз подряд. Славные были времена! Главное, что она тогда выжила. А Орлов не смог, сломался.
— Мам, я есть хочу, — неожиданно выдал один из Славиков.
— Поешь снега, — меланхолично предложила Натка. — Главное, желтый снег не ешь.
— Мам, ну я серьезно…
— Славик, ты здесь видишь еду? Или, может быть, кухню? Нет? И я нет. Хочешь еды — поймай ее, освежуй и пожарь. А меня оставь в покое.
— А что такое «освежуй»?
М-да, прав Орлов: воспитанию детей она уделяла безобразно мало времени!
Тропинка становилась всё шире, и это радовало. Ноги у Натки окоченели, уши горели огнем. Она оглянулась на мальчишек, но они выглядели не лучше: Владик шмыгал носом, а Стас дрожал. Оказаться в зимнем лесу в домашней одежде — то еще удовольствие!