По следам героев
Шрифт:
Днём по приказу капитана Макова Г. Загитов с М. Мининым поднялись на четвёртый этаж «дома Гиммлера» и начали осматривать пути подхода к рейхстагу. Перед ними раскинулся парк Тиргартен, весь изрытый снарядами и минами. Противотанковый ров до краёв наполнен водой. Гази в одном месте заметил перекинутые через ров металлические балки. «Перебежим по ним. Здесь безопаснее». Командир согласился. Это решение одобрили и в штабе корпуса, сообщив, что после артподготовки войска поднимутся в атаку. Стали ждать наступления темноты.
Около десяти часов наша артиллерия открыла сильный огонь по рейхстагу и скоплению вражеских войск вокруг него. Немного спустя, когда в небо взвилась зелёная ракета, разведчики с криком «ура!» бросились вперёд. По железным балкам перескочили через противотанковый ров. Одни попадали, скошенные вражескими пулями, другие устремились к главному входу рейхстага.
Вот и широкая мраморная лестница. На бойцов дождём сыплются пули. Много убитых, раненых. Живые берут из рук павших флаги и бегут дальше. Когда зашли за колонны, опасность немного уменьшилась. Первым делом сорвали фашистские знамёна. Вместо них разведчики Булатов и Кошкарбаев укрепили свои. Перед запертыми дверями рейхстага уже собрались десятки солдат из других воинских частей и дивизий.
По приказанию капитана Макова Загитов, Бобров и Лисименко принесли бревно, валявшееся на ступенях лестницы. Его подхватили десятки рук и начали таранить дверь. Разломав её, солдаты, стреляя на ходу, ворвались в тёмное здание. Спасибо артиллеристам: большинство гитлеровцев, не выдержав их ураганного огня, попряталось в подвалы. Наши солдаты занимали одну комнату за другой. Темно. У старшего сержанта Загитова оказался карманный фонарь. Он поминутно освещал коридор. Группа фашистов, спрятавшись за углом, открыла огонь — фонарь в руках Загитова стал мишенью. Минин успел швырнуть гранату.
— Вперёд, ребята, вперёд! — крикнул командир группы, продолжая стрелять из автомата.
Вышли в вестибюль. И здесь фашисты. На этот раз Лисименко одну за другой кинул две гранаты. Вскочив на ноги, солдаты, пригнувшись, побежали к лестнице, что вела на второй этаж. Перила разбиты и ощетинились железными прутьями.
Капитан Маков крикнул:
— Минин, со знаменем вверх!..
Загитов мигает фонариком, освещая дорогу. Снова бросили гранаты и, не прекращая стрельбы, устремились по лестнице вверх. Внизу уже бьются наши части. Они оттягивают удар фашистов на себя. Вот и второй этаж. Разведчики ищут, как пробраться на чердак. Никакой лестницы дальше нет. Старший сержант Загитов увидел грузовую лебёдку, спущенную сверху на толстых, словно столбы, цепях, и крикнул:
— Давайте по цепям!..
Взобрались друг за другом. Разыскав маленькое оконце, проникли на крышу. Внизу весь в пожарищах лежал город. Вот он, поверженный Берлин!..
Со свистом пролетают трассирующие пули, с уханьем взрываются снаряды и мины. Во время разрыва снаряда заметили скульптурную группу, которую днём окрестили «Богиня Победы», и протянули поднявшемуся на башню рейхстага Загитову Красное знамя. Гази прикрепил его к длинному железному стержню. Потом подставил Минину плечо, и тот взобрался на бронзового коня. С большим трудом Минин приблизился к короне скульптуры и, подтянувшись, воткнул в неё Красное знамя.
Когда спустились на второй этаж, капитан Маков поздравил солдат своей группы и, настроив рацию, доложил командиру корпуса генерал-майору С. Н. Переверткину о выполнении задания. Командир корпуса в свою очередь поздравил каждого и приказал охранять лестницу, не пропускать врага наверх.
В нижних коридорах, комнатах схватки становились всё ожесточённее. Гитлеровцы несколько раз с яростью атаковали лестницу, но Загитов и его товарищи не отступили.
Во время одного из таких столкновений Гази был тяжело ранен. Лисименко как мог оказал первую помощь, стал уговаривать друга отправиться в санчасть. Но Загитов наотрез отказался:
— Нам… нельзя уходить отсюда!..
Ненадолго установилась тишина. Солдат, что составляли группу капитана Макова, сейчас оставалось только шестеро. Да и те — изнурённые, усталые. Три дня и три ночи без сна, в постоянной тревоге, в огне и дыму. Раненые находились тут же.
— Наши отправились предъявлять гарнизону рейхстага ультиматум! — торжественно произнёс Лисименко, возвратившийся с поисков врача, и зажёг маленький, с мизинец, огарок свечи.
— Правда, Лисименко?
— Честное слово! Своими глазами видел.
— То-то фашисты притихли.
— Да знаете ли вы, ребята, что это значит?! — воскликнул Гази. Лицо его посветлело, глаза засияли. — Да ведь это… Не находя от радости слов, он потрогал свои небритые щёки, посмотрел на Боброва.
— Это значит — конец войне, — докончил за него Бобров.
— Да, если рейхстаг сдастся, фашисты сложат оружие, — добавил капитан Маков. — Ультиматум рейхстагу, а?! Это же исторические минуты! Жаль, нет фотографа… На всю жизнь была бы память.
Кто-то неожиданно предложил:
— Завтра сфотографируемся. А сейчас пусть секретарь соберёт взносы и распишется в наших партбилетах. Подпись, поставленная в рейхстаге, — тоже факт исторический!
— Правильно!
— Дельная мысль! — поспешно потянулись к нагрудным карманам солдаты.
Минин посмотрел на Загитова. Ему хотелось в первую очередь расписаться в билете этого молодого коммуниста, проявившего при штурме рейхстага и при подъёме на купол большую отвагу и находчивость. Но Загитов и Лисименко стоят на учёте в парторганизации, другой батареи. Может быть… Нет, устав нарушать нельзя!
Загитов почему-то не торопился, как другие, передать свой билет, продолжал сидеть, держа руку на груди под рубахой. При слабом свете свечи было видно, как у него дрожали губы. Парторг обратил внимание на его руки. «И пальцы дрожат. Что-то здесь не так… — забеспокоился Минин. — Неужели партбилет потерял?»
Загитов по-прежнему оставался без движения, глаза полузакрыты, лицо мертвенно-бледное.
— Гази, не заставляй ждать. Сейчас свеча погаснет.
— Давай быстрее… — торопили товарищи.