По ступеням «Божьего трона»
Шрифт:
Глава тридцать четвертая. В бэй-шаньских горах
Они начинались невысокими буграми, скрывавшими под слоем щебня коренную породу в настолько разрушенном состоянии, что глыбы ее рассыпались в песок при самом легком ударе; большею частью эти бесплодные бугры представляли выходы кремня, кварца и гранита, всего чаще последнего. Пояс таких бугров был, однако, не широк, и уже несколькими десятками метров дальше на дневную поверхность выступили отдельными горками бледно-розовый гранит и серовато-зеленый мелкозернистый диорит [238] ; последний имел здесь особенно большое распространение и пересекал дорогу неоднократно на протяжении целого километра. Эта первая серия холмов заканчивалась гривой широтного простирания, сложенной из серого сиенита.
238
Ерзовский (см. Потанин. «Расспросные сведения о стране между Нань-Шанем, Хангаем, Хами и Утай-Шанем» и «Известия Русского географического общества», XXIII, 1887, с. 524.
К северу от этой гривы дорога вступила в узкую продольную долину, в которой только вдоль южной ее окраины я нашел кое-какую растительность – низкую полынь и Halogeton arachnoideus Mog.-Tand. Почву ее составлял слежавшийся гравий, из-под которого местами выступала сглаженная поверхность кремнистого сланца.
Здесь я принужден был отстать от каравана и все последующие 11 км до колодца Улун-чуань сделать пешком: горные породы стали сменяться так часто, сбор их, при трудности правильно ориентироваться среди пестрых холмов, представлявших лишь жалкие остатки прежних горных цепей, требовал такого напряженного внимания, такой подробной записи их взаимного положения, что исполнить все это, сидя на лошади, положительно не представлялось возможным. Да и в дальнейшем я большую часть станций принужден был делать пешком, причем чаще всего моим спутником становился кашгарец Хассан, который, оставаясь теперь один со своими двенадцатью ослами, редко когда мог угнаться за лошадьми.
Северную окраину помянутой долины составляла невысокая гривка, сложенная целиком из розовых и зеленоватых гранитов, а далее дорога вступила в плоскую, почти бесплодную котловину (цирк), обставленную холмами, по-видимому, из тех же гранитов. В почве ее опять выступал столь распространенный в Бэй-Шане темно-серый кремнистый сланец, затем красно-бурый фельзит и еще раз кремнистый сланец, прожилкованный кварцем. Этот же сланец всползал и на следующий гранитный массив, пройдя который, я вновь очутился в циркообразной котловине, пересеченной от запада к востоку невысокой гривкой плотного песчаника; тот же, меняющийся в окраске, песчаник выступал кое-где и из-под дресвяной почвы котловины и сплошной массой обнажался в ее северном крыле, где я заметил пересечение его жилой темно-зеленого кварцевого диорита. Еще далее я вступил в новую, третью по счету, котловину, замыкающуюся на севере крупнозернистым, с темно-зеленой слюдой, белым гранитом, образующим невысокий массив широтного простирания.
С него открывался вид на главную цепь хребта Бо-сянь-цзы, подымавшуюся метров на 240 над уровнем разделявшей нас теперь поперечной долины. И печален был этот вид, бедна пустыня органической жизнью; но эти горы казались еще беднее, еще мертвеннее ее. Что-то безнадежно-унылое сказывалось в этом огромном массиве, и даже местами кричащие краски камней, красные, зеленые, черные, не веселили глаз, напоминая свежие заплаты на давно выцветшем рубище…
Далеко-далеко на юго-запад, за край горизонта, уходил этот массив, то быстро понижаясь, то снова восстановляя свою прежнюю высоту, но иначе выглядел он на востоке: постепенно утрачивая здесь свои размеры, он точно расплывался в окружающем его мелкосопочнике, и только уже километрах в двадцати от дороги в направлении его вероятного простирания вновь вставали значительные вершины,
Почва долины, в которую я спустился с гранитной гряды, была глинисто-хрящеватой, местами сильно песчаной, местами солонцеватой, поросшей мелкой осокой, полынью. Inula ammophyla Bge., Halogeton arachnoideus Mog.-Tand., Arnebia fimbriata Maxim., Statice aurea L. и другими травами; но все они росли невероятно редко, и нужен был именно глаз коллектора для того, чтобы заметить их среди неровностей почвы, местами значительных и обязанных выходам коренных пород – сперва светлосерых гнейсов, а затем кремнистых сланцев с кварцем, почти черных филлитов и зеленоватых песчаников, образующих мощную свиту пород с общим им всем крутым, почти отвесным падением на юго-запад.
То, что казалось мне издали сплошной массой хребта Бо-сянь-цзы, представляло в действительности такую же картину расщепленного, распавшегося на части массива, какую мы наблюдали и раньше; только здесь цепи холмов были выше, разделяющие их продольные лога уже, а поперечное ущелье, которым пользуется дорога, не столь глубоко въевшимся в основную массу хребта.
Хребет начинался грядой, сложенной из серого мелкозернистого гнейса; далее следовала вторая гряда из того же гнейса и кварцевого сланца, служащая высшей точкой дороги, а затем я вступил в довольно узкую долину – русло, по сторонам которой громоздились центральные массы хребта, в строении коих принимают преимущественное участие покрытый буровато-желтой коркой серый кристаллический известняк и серовато-зеленый глинисто-слюдяной сланец.
Долина эта километра через четыре вывела меня к роднику Улун-чуань, где я застал уже весь наш караван в сборе, юрты поставленными, а брата за съемкой.
– А что же чай?
– Какой тут чай, когда на дне ямы мы нашли одну только вонючую грязную жижу! Ступай, полюбуйся!
Я пошел к колодцу, который теперь чистили наши казаки, и застал там такую омерзительную картину.
Среди взбитого, с торчащими кое-где комлями неведомых трав, загаженного скотом солонца ширилось очень плоское воронкообразное углубление, еще более загаженное скотом. В правом его борту виднелась яма, из которой Чуркин выгребал теперь вонючую черную грязь – наследие, оставшееся нам после большого верблюжьего каравана, покидавшего Улун-чуань в тот момент, когда мы к нему подходили. И это – колодец!
Тем не менее часа через три перед нами стоял уже чайник с «духовитой», как аттестовал ее Жиляев, но почти прозрачной водой.
Абсолютная высота родника Улун-чуань – 5666 футов (1727 м), по определению же В. А. Обручева – 5264 фута (1605 м) [239] .
На следующий день мы встали раньше обыкновенного и покинули бивуак еще в то время, когда долина погружена была в утренний сумрак.
Проехав солонец рысью, я сразу же осадил коня, когда вступил на более твердую, песчаную почву ясно здесь обозначившегося русла временного потока. В правом борту последнего я заметил выход серовато-зеленого глинисто-слюдяного сланца, круто падающие слои которого виднелись и в горах левого склона долины. Далее горные породы обнажались уже непрерывной чередой на всем протяжении последней, причем за сланцами следовал сначала богатый слюдой кварц, затем разные граниты и гнейсы, в особенности последние, белого, серого и зеленоватого цветов, и, наконец, сиенит.
239
В. А. Обручев. «Центральная Азия, Северный Китай и Нань-Шань», II, с. 486.
В области обнажений гранитов и гнейсов долина расширилась, горы потеряли свой прежний скалистый характер и снова разбились на отдельные гряды холмов. На восьмом километре от колодца Улун-чуань мы вышли, наконец, за пределы хребта Бо-сянь-цзы, и перед нами открылась огромная поперечная долина, замкнутая на севере хребтом Лу-чжа-цзин.
Эта долина – одна из самых обширных в Бэй-Шане – в центральной своей части, в урочище Долон-модон, очень напоминает описанную мною выше местность к северу и к югу от хребта Ло-я-гу; как там, так и здесь подымаются гривы холмов, сложенных из горизонтально-напластованной, бурой, очень песчанистой глины, содержащей в обилии неокатанный щебень; и как там, так и здесь площадь этих отложений заключена в рамки, будучи отовсюду окружена горными высотами иного образования. Подтверждением сказанному служит тот факт, что Футтерер, который пересек Бэй-Шань как раз между обоими моими маршрутами, уже не встретил на своем пути буро-красных глинистых отложений [240] , из чего явствует, что песчанистые глины урочища Долон-модон столь же мало простираются на запад, сколь глины Ло-я-гу на восток.
240
K. Futterer. «D"urch Asien» с. 179–192.
В. А. Обручев считает эти отложения гобийскими [241] . Но на каком основании? И как могло третичное море проникнуть так далеко в глубь Бэйшаньского материка, не оставив никаких следов на периферии последнего? Этот вопрос помянутый исследователь осветит нам, вероятно, уже в недалеком будущем, а пока я все же не вижу оснований к отказу от ранее высказанного мною предположения, что здесь мы имеем дело с отложениями внутренних бассейнов, а не морскими.
На вопрос, когда могли существовать в Бэй-шане столь обширные водоемы, я отвечу: в постплиоценовый период, когда это нагорье должно было представлять совсем иную, чем ныне, картину.
241
Цит. соч., II, с. 489. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).