По тонкому льду (ил. Р.Клочкова)
Шрифт:
– Нет.
– А кто?
– Варя.
Я кивнул. Варя – техник нашего коммутатора и предмет обожания Дим-Димыча.
– А как твои дела с Оксаной? – полюбопытствовал я.
– Дел, собственно, никаких нет. Я стараюсь избегать встреч с нею.
Дело в том, что жена Безродного Оксана, двадцатипятилетняя женщина, симпатизирует Дим-Димычу. Это известно многим, в том числе и Геннадию. Но Дим-Димыч сторонится Оксаны. Он побаивается женщин, идущих в атаку. Пусть это будет даже не прямая, лобовая атака, пусть это будет лишь намек взглядом, жестом. Все равно.
– Она
– Удивительно, – бросил я.
– А я не вижу ничего удивительного, – сказал Дим-Димыч. – Жену, как Оксана, найти – пара пустяков. А найти друга, верного, любящего, у которого не будет от тебя никаких тайн, принимающего тебя таким, какой ты есть, понимающего тебя с полуслова, – такого друга найти нелегко. На мой взгляд, подлинные друзья у нас муж и жена Курниковы. Этой паре можно позавидовать. Такое счастье надо искать. А ведь живут они вместе лет двадцать.
– Хм… А что ты скажешь обо мне и Лидии?
– Хочешь знать?
– Конечно.
– Ты любишь Лидию. И любишь прочно. Ты однолюб. Лидия тоже любит тебя, но уж не так.
Я слушал друга, и в груди у меня, под сердцем, что-то засосало. Дыхание стало вдруг тяжеловатым. Мне страшно хотелось узнать мнение Дим-Димыча, и в то же время я страшно боялся услышать его.
– Почему ты так думаешь? – стараясь казаться безразличным, спросил я и вяло улыбнулся.
– Мне так кажется. Я знаю тебя, знаю и ее. Она любит, когда за нею ухаживают, это льстит ее самолюбию, она любит пофлиртовать, а, как тебе известно, с флирта все и начинается.
Дим-Димыч был прав, Он знал, оказывается, Лидию не хуже меня. Я помню, как Лидия говорила мне: «Какой женщине не нравится, когда за нею ухаживают? Любая женщина не прочь пофлиртовать!» Пофлиртовать… Но флирт бывает разный!
– Вот видишь! – Дим-Димыч обаятельно улыбнулся, как мог улыбаться только он один. – Ты уж и призадумался. Что ж, это не вредно. Ответь мне: ты бываешь спокоен, когда Лидия едет на курорт?
– Как тебе сказать… – замялся я, не решаясь сказать правду.
– Нет, ты не бываешь спокоен. В этом я могу уверить тебя. А почему? Потому, что не веришь ей. Какие у тебя для этого основания – мне неведомо. Но это факт. А вот Лидия за тебя спокойна. Она сама говорила это не раз мне, Геннадию, Оксане. И еще могу добавить: если тебе понравится кто-либо, ты скажешь об этом Лидии. И Курников скажет своей жене. И жена Курникова скажет мужу. А Лидия – не знаю.
– Да… – только и смог я выговорить.
– Вероятнее всего, не скажет, – подтвердил Дим-Димыч. – Она дорожит тобой. Ты нужен ей. Она видит и знает тебя насквозь. Знает, что такого мужа, как ты, найти не просто.
– И в то же время…
– И в то же время она не прочь развлечься на стороне.
Да… Такие смелые суждения можно было принять без обиды только от подлинного друга.
– А не кажется ли тебе, – сказал я, – что между Оксаной Безродной и твоей Варей много сходства?
– Неудачное сравнение, – возразил Дим-Димыч. – Все равно что луна и солнце. Первая только светит, а вторая светит и греет. Слов нет, Оксана женственна, красива. И при всем том особа она плотоядная. Я чувствую это на расстоянии.
– Она умна, – заметил я.
– А что мне ее ум! Мне дороги у женщины сердце, душа. Да и что значит умна? Это спорный вопрос. Нет-нет… Между нею и Варей очень мало сходства. Разве что внешне.
– А что ты скажешь… – начал было я, но в буфет вошел мой начальник Курников.
Он подсел к нашему столику, и интимная беседа прервалась…
Сейчас я пишу и думаю, что дал неполную характеристику Дим-Димычу.
30 декабря 1938 г.
(пятница)
Сегодня в начале вечерних занятий мне позвонил Курников и приказал:
– Сходите к Безродному и возьмите у него материалы следствия на арестованного Чеботаревского.
– Он в курсе?
– Да. Есть распоряжение начальника управления. Дело примите к своему производству.
– Есть, – ответил я и отправился выполнять приказ.
Я слышал о Чеботаревском со слов Дим-Димыча. Дело находилось в его отделении. Но оно, как я понял друга, и к нам имело такое же отношение, как к отделу Безродного.
Чеботаревский Кирилл, двадцати двух лет, цыган по национальности, конюх по профессии, был арестован по подозрению в шпионаже в пользу румынской разведки. До революции семья Чеботаревского жила в Бессарабии, а потом отец с двумя сыновьями остались в городе Сороках, а мать и дочь переехали на другую сторону, в деревушку против города Сороки. Между семьей лег Днестр. Кирилл Чеботаревский тянулся к матери. Не один раз он перекликался через реку с сестрой и наконец не выдержал и однажды ночью переплыл Днестр. Тогда Кириллу было пятнадцать лет, и звали его все Кирюхой.
Выбравшись незамеченным из пограничной зоны, Кирюха проследовал в Тирасполь, явился в ОГПУ и рассказал о нарушении границы. Подростка-цыгана не арестовали, не судили, отпустили к матери и лишь запретили выезжать с места жительства. Пять лет спустя семья перебралась в нашу область. Кирюха не кочевал с таборами ни одного дня. Получив в наследство от отца неистребимую любовь к лошадям, он со всей цыганской страстью отдался профессии конюха. Работал в колхозе под Тирасполем, числился в ударниках, красовался на Доске почета, окончил школу для взрослых. Когда же сестра его вышла замуж за тракториста и поехала с мужем в совхоз, мать и Кирюха отправились за ними.
Прошло около двух лет. Кирюха стал комсомольцем. В ноябре этого года его, как выразился Безродный, «загребли».
Сверхбдительный начальник районного отделения ОГПУ сумел доказать такому же, видно, как и он, прокурору, что Кирюха Чеботаревский – пришелец с чужой стороны и, следовательно, шпион.
Душа Кирюхи протестовала… Он плакал, бил себя в грудь, рвал волосы, клялся, молил, ругался, но ничто не помогало. Его отправили для решения судьбы в область.
Вот это-то дело и поступило теперь ко мне по указанию начальника управления.