По ту сторону пруда. Том 1. Туман Лондонистана
Шрифт:
– Спасибо, я все. Я же завтракал, просто не удержался.
– Ну, как знаете.
Парень ел с видимым удовольствием, и мой отказ его не огорчил. Пора было направлять разговор в нужное русло.
– А как ты попал в Чечню?
– Это было уже в 95-м. К нам тогда еще один брат присоединился. Самый младший, Абду. Мы жили не в этом доме, но здесь, неподалеку. И аль-Масри не был еще имамом здешней мечети, только приходил по пятницам.
– Аль-Масри?
– Египтянин. Это прозвище его, сейчас-то к нему обращаются «шейх».
– А как его настоящее имя?
– Абу Саид.
– А, теперь понял.
В многостраничном электронном
– Аль-Масри тогда активно поддерживал наше движение, Вооруженную исламскую группу. Он надеялся, что именно алжирцы начнут революцию по всему миру, даже нашу газету издавал – «Аль-Ансар», «Победитель» значит. Мы с братьями так с ним и познакомились. Имам тогда был с журналистом из «Аль-Ансара», который хотел дать новый материал и попросил нас остаться после молитвы. Потом аль-Масри ушел, а мы остались с журналистом, чтобы поговорить. Не помню сейчас, как его звали, тоже египтянин был.
– А аль-Масри что за человек? Тебе как показалось?
Мустафа задумался.
– Умный. Умеет убеждать. И страшный.
– Из-за крюка?
Абу Саид потерял в Афганистане обе руки и левый глаз. По легенде – сражаясь против русских, но на самом деле это было намного позднее, в самом начале 90-х, когда он проходил военную подготовку. Так вот, аль-Масри заменил кисть правой руки на железный крюк, с которым он охотно позировал фотографам.
Парень усмехнулся: очевидно, что теперь внешними эффектами на него впечатления не произведешь.
– Нет, не из-за крюка. Просто он точно знает, к чему ведут его проповеди, но это его не останавливает.
– Что ты имеешь в виду?
Теперь Мустафа стал серьезным. Даже губы сомкнулись, нет уже этого дурацкого полуоткрытого рта.
– Он пускает людей на мясо. Они, когда уезжают отсюда, этого еще не знают. Но он с тем же успехом мог бы здесь делать из них консервы и потом отправлять, куда ему нужно, уже в банках. Он так зарабатывает себе на жизнь. Но я о брате, об Абду, хочу рассказать.
– Давай-давай, прости.
– Так вот, мы с тем журналистом поднялись на второй этаж. Там типа гостиницы устроено, он в мечети и жил. Нам принесли чай, сладости, и мы разговаривали. Сначала мы рассказали, что мы успели сделать в Алжире, – он все нас нахваливал. А потом этот журналист стал объяснять нам, как устроена жизнь. Ну, вообще. Что весь мир захватили христиане и евреи. Что мусульманам приходится вооружаться, чтобы выжить. И что выжить можно, только объединившись, только создав единое государство.
– Исламский халифат, – вставил я.
– Да. Чтобы туда вошли все мусульманские страны. Сейчас, он говорил, исламский халифат начали строить талибы в Афганистане. Был еще Судан, были попытки в Йемене, но самой перспективной страной была Чечня.
– Почему? Как он объяснил?
– Он сказал, что Чечня силой оружия отсоединилась от России, и это оружие по-прежнему было в руках у наших братьев. И революция в умах там еще продолжалась, в отличие от других мусульманских стран. От тех, где слишком много сытых. И еще рядом – и на Кавказе, и на Волге – были другие мусульмане, которые тоже поднимутся, стоит их немного подтолкнуть. Но на этом разговор закончился. Они решили, что на первый раз нам хватит.
Мустафа вычистил хлебом сковородку, подъел оставшиеся оливки и понес грязную посуду на кухню.
– Я заварю нам чай? – крикнул он оттуда.
– Давай. С удовольствием.
– Мы с братьями вернулись домой. Мы-то с Рамданом… Рамдан, я говорил, это старший мой брат. Рамдан, потом я, Мустафа, потом Абду, остальные в семье девочки, – уточнил парень с порога кухни. – Вот. Значит, мы с Рамданом все это уже знали, хотя до сих пор воевали за справедливость в своей стране, нам весь мир был ни к чему. А Абду был совсем мальчишка, ему пятнадцать только исполнилось. Он оружия и в руках-то не держал, сбежал из дома, как только мы обосновались в Лондоне. Так вот, Абду всю неделю по вечерам ходил на собрания разных обществ при мечети или читал их брошюры. А в пятницу мы снова пошли туда все вместе.
Я услышал, как забулькал закипающий чайник.
– Чай у меня только черный, – сунул голову в комнату Мустафа. – Зато есть мята.
– Отлично.
В комнату был внесен чайник с волочащимся за ним проводом и блюдечко с зеленой мятой. Вторым заходом на столе появились фигурные стеклянные стаканчики и блюдце с колотым сахаром. Давно я не был на Востоке.
– Сейчас, пусть заварится, – сказал Мустафа. – Значит, на этот раз с нами беседовал уже сам аль-Масри. Мы тоже пили чай или кофе, не помню, наверху, над молельным залом, только нас было уже человек восемь. Все парни лет до двадцати, не больше. Имам говорил по-английски, потому что там были пакистанцы и бенгальцы, а потом, видя, что мы понимаем далеко не все, переводил нам на арабский.
Абду не спускал глаз с имама, каждое слово его ловил. А тот говорил примерно так: «Что вас ждет в жизни? Только нищета. У вас никогда не будет ни большого дома с садом и фонтаном, ни красавицы-жены, а потом еще одной или даже не одной. Ваши дети, как и вы, не получат образования. Ваши родители умрут от болезней, потому что у вас не будет денег ни на врачей, ни на дорогие лекарства. Вы никогда не купите себе новую машину. У вас ведь ни у кого нет машины, даже старой развалюхи. А такие мобильники и часы, какие у вас, в Америке можно найти в мусорном баке. Так ведь? Так, братья мои. Но вы можете поменять свою жизнь».
Мустафа налил чаю в свой стаканчик, вылил его обратно и проделал процедуру еще раз.
– Это называется «хаирма», «возвращение», – просветил он меня. – Милостыня по-арабски тоже «хаирма» – ты возвращаешь Господу часть того, что он дал тебе.
Надо же, о каких вещах этот парень задумывается.
– Интересно. – Я подождал, пока он разольет чай. – И что надо было сделать, чтобы поменять жизнь?
– Стать моджахедом, бойцом за веру. Имам говорил, что мы уже поступим правильно, отправляясь на помощь нашим воюющим братьям в разных странах. Это благо в глазах Аллаха. Но при этом мы еще заработаем столько денег, что нам хватит до конца наших дней. И в подтверждение своих слов аль-Масри сказал, что те, кто даст согласие отправиться на военную подготовку, а потом пополнить ряды моджахедов в Афганистане или в Чечне, немедленно получат по семьсот фунтов. Эти деньги они смогут отправить своей семье, потому что им самим они уже не понадобятся – их возьмут на полное довольствие, как в армии. Мы спросили имама, когда нужно будет уезжать. Он ответил, что хоть через неделю. Абду хотел записаться сразу, но мы сказали, что надо подумать. Аль-Масри не настаивал, он умный человек. Сказал: «Конечно, братья мои. Это серьезное решение, его нельзя принимать на горячую голову».