По ту сторону рассвета
Шрифт:
После сбора урожая, созвав под знамена бондов с их людьми и эльфов-поселенцев из Митрима и Хитлума, братья и Фингон могли бы выставить восемь и шесть тысяч, помимо тех двух, которых никак нельзя было отозвать с северных границ. Но ведь Саурон, хитрая бестия, не станет дожидаться сбора урожая в следующем году, а в этом — наступление невозможно…
— Мы не можем собрать войско, потому что его некому будет кормить, — вслух рассудил Хурин. — И мы не можем не собирать войска, потому что его собирает Саурон. Это напоминает мне сказочку про мудрую деву, которой князь дал задание
— И что же сделала сия мудрая девица? — заинтересовался Артанор, не знавший сказки.
— Завернулась в ловчую сеть, — ответил ему Финрод. — Вот и разгадка. Мы не должны выставлять войско против Саурона. Мы должны не дать ему выставить войско.
— У него уже есть войско, — в голосе Верховного Короля было некоторое недоумение. — Если верить Берену.
— У него есть пятнадцать тысяч копий, сказал я. Но это еще не войско. Король мой Финрод прав, нельзя дать этой ораве стать войском. Государь Фингон, этой осенью я собираюсь вернуться в Дортонион и к следующей весне поднять мятеж одновременно с началом выступления Саурона. Если бы одновременно выступили и вы — Тху оказался бы между молотом и наковальней. Я хочу, чтобы он завершил вербовку и обучение десяти тысяч солдат в Дортонионе — для меня! Часть их, конечно, будет отребьем, от которого придется избавиться. Но если хотя бы половина окажется мне верна — мы сумеем задержать выдвижение армии на то время, которое вам понадобится, чтобы взять Тол-Сирион.
— Весной, до начала полевых работ, — глаза Хурина загорелись. — Когда снег сойдет с перевалов. Перейти Серебряную Седловину и ударить по Гнезду Оборотней, пока их войска будут тащиться к Барад-Эйтель.
— Перехватить их на марше возле Топей, — поддержал Артанор. — Загнать на Ангродовы гати, перебить из дальнобойных луков и камнеметалок.
— Ничего не выйдет, — остудил их Фингон. — Для этого нужно знать день и час выступления, день и час начала мятежа. Ни один гонец не окажется достаточно скор.
— Палантир, — сказал Финрод. — Я отдаю Берену Палантир.
Все онемели.
— Ни один человек еще не пользовался Палантиром, — вырвалось у Артанора. — Это возможно?
— Берен будет первым. Это возможно, хотя и труднее, чем я думал.
— Но люди не владеют осанвэ!
— Владеют, — ответил Берен, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Он мог очень бегло рассказать о том, с кем и как узнал, что владеет осанвэ, но вспоминал это всегда очень ярко.
— Тар Фингон, — сказал он, поднимаясь. — Думаю, мой король ответил бы тебе, если бы ты спросил, отчего произошел раскол в Нарготронде, но будет правильно, если это расскажу я…
Он с силой провел по лицу руками, чтобы скрыть румянец, и начал — с того дня, как спустился Эред Горгор, до того дня, как покинул Нарготронд. Чем дальше он вел свой рассказ, тем больше изумления было в глазах Фингона, Артанора, Хуора и Хурина. Когда он закончил, никто долго не говорил ни слова. «Все», — решил Берен. — «Сейчас Фингон вежливо и извилисто, по-эльфийски, скажет: так на кой ты тогда мне сдался, Инголдо Финарато Атандил?»
— Войско Нарготронда было бы неизмеримо ценной помощью, — после молчания
Финрод вскинул голову, обвел всех взглядом.
— Мне ничего не нужно от этого союза — ни для себя, ни для Нарготронда, ни для Дома Финарфина. Я не желаю награды большей, чем победа, а если мы падем… Падение будет страшным и скорым, и наши титулы, наши короны, имена наших домов — перестанут что-либо значить. Вот почему я отказался от короны, оторно. Она бы мне только мешала. Я не хочу, чтобы говорили: руками Фингона Финрод хочет вернуть себе Тол-Сирион и свой лен. И что бы ни случилось в дальнейшем — в Нарготронд я не вернусь.
Берен в очередной раз убедился, что в эльфах не разбирается и никогда, по всей видимости, не разберется. С одной стороны — Финрод, с другой — Келегорм и Куруфин… Фингон был ближе к этим: твердый, даже жесткий, холодный… Берен готов был его понять — слишком много ответственности на этих плечах — Верховный Король нолдор…
— Сыновья Феанора стали позволять себе слишком много, — голос Фингона зазвучал металлом. — Но для того, что мы задумали, будет лучше, если все останется как есть — до весны. Пусть Враг не опасается единственного города, который может помочь нам быстро. Пусть гадает, что там — или узнает про смуту. Как только все кончится, мы с Маэдросом приведем Келегорма и Куруфина в чувство.
— Думаю, когда все закончится — они так или иначе придут в чувство сами, или… некому будет их туда приводить.
— Ты прав, — Фингон оглядел всех присутствующих. — Настало время взглянуть правде в лицо: эта война не будет очередной битвой и очередной временной победой: если нам удастся взять верх, отстоять Хитлум и отбить Дортонион — следующим шагом должно стать наше наступление!
«Это сказал не Финрод, — отметил Берен. — До этого Фингон дошел сам».
До вечера Гили научился еще сочетать «морского змея» с перемещением и отбивать удары, наносимые таким способом — пока только мечом, без щита. Он устал как пес, и, когда он в трапезной черпал из общего котла, руки его дрожали.
— Осторожно, деревня! — сказал белобрысый паренек, которому брызги похлебки попали на рукав.
— Прощения прошу, — сказал Гили, чем только усугубил положение. Развернувшись, он споткнулся о подставленную ногу белобрысого и растянулся на полу, расплескав свою похлебку и разбив миску.
Поднимаясь на ноги под общий смех, он растерянно оглянулся и встретился глазами с Береном, который спустился сюда не иначе как за ним. Первым порывом было — обратиться за помощью; но лицо горца оставалось непроницаемо-холодным, и Гили понял, что просить защиты нельзя. Он не чувствовал опоры под ногами, словно барахтался в трясине: крестьянский парнишка должен был стерпеть такую обиду безропотно. Но он же был — оруженосец, почти воин! Да, но какой он воин — ничего не умеет. И все же…
Мгновенно преодолев смятение, движением, в котором было больше отчаянного страха, чем уязвленной гордости, он развернулся и ударил белобрысого кулаком по лицу. Брызнула кровь — Гили попал точно в нос.