По ту сторону тысячелетия
Шрифт:
Но все оказалось еще хуже: из-за угла повозки выступил четвертый бродяга. До этого момента он молча осматривал лошадь — разумеется, для того, чтобы оценить, сколько можно будет выручить за нее на ближайшем базаре.
— Вы все умрете, — очень спокойно сказал Готен.
— О, конечно, господин, — ответил главарь. С его бороды свисали крохотные сосульки. — И даже очень скоро, если не освободим вас от всего вашего добра и не добудем немного еды для себя и своих семей. Неужели ты и правда веришь, что твои угрозы могут нас
— Почему вы хотите нас убить? — спросила Деа.
— Гляди-ка, малышка-то умеет говорить! — глумливо заметил бандит, стоявший у повозки. — А я было подумал, что она проглотила язык от страха. Да, крошка, недолго тебе осталось жить. Ну, что ты на это скажешь?
Предводитель на краткий миг отвел свой клинок от Деа, отступил на шаг и изо всех сил ударил сотоварища кулаком в зубы. Тот, охнув, отлетел в снег.
— Она всего-навсего ребенок! — с яростью закричал главарь. — Ужасно, что мы вынуждены перерезать ей глотку! Но это не повод насмехаться над ней! Понял, ты, пес паршивый?!
— Ах, — презрительно бросил Готен, разбойник с честью и совестью… Как благородно!
Предводитель короткое время пребывал в нерешительности, потом снова направил свое оружие на Деа. Но острие меча больше не врезалось ей в кожу.
— Давайте убьем их наконец, — сказал побитый, с трудом поднимаясь и отирая кровь с губы. — К чему вся эта болтовня?
Главарь бросил на него гневный взгляд, но на сей раз ничего не сказал. То, что он должен был совершить, явно претило ему, но он хорошо знал, что выбора нет. Никто, обобрав на лесной дороге одного из самых грозных охотников за ведьмами и отпустив его живым, не мог бы поручиться, что больше не встретится с ним. Только тогда они поменяются ролями.
— Ладно, — махнул рукой предводитель, — пора кончать.
Деа и Готен обменялись прощальными взглядами. Даже в этот последний миг девочка пыталась отыскать в глазах отца какую-то надежду на спасение. Но густые тени окутывали его лицо, и она не прочитала на нем ничего, кроме холодной, мрачной решимости.
Бродяги подняли свои мечи и занесли над их головами…
Впереди у повозки фыркнула лошадь…
Раздался шелест…
Главарь замер с поднятым мечом…
Что-то со свистом устремилось к нему, рассекая воздух. В первый момент Деа показалось, что это черпая птица ударяется о его грудь. Однако, когда сраженный грабитель рухнул в снег, она сообразила, что это стрела с черным оперением.
Деа напряженно вглядывалась в темноту. От огромного облегчения после пережитого ужаса у нее кружилась голова, по страх не отпускал ее, сжимая будто железными тисками, какими пользуются гонители ведьм, выбивая признание.
Еще три стрелы-птицы вылетели из ночной тьмы. Трое разбойников упали навзничь, в груди каждого торчал стержень с черными перьями.
Из чащи леса выступила фигура в просторном черном одеянии. Абакус!
После того как первое волнение девочки улеглось, она спросила себя, где же тот лук, из которого он выпускал стрелы. При главном охотнике за ведьмами не было свиты: ни солдат, ни слуг.
Готен вскочил. Абакус поспешил к нему и заключил в отеческие объятия.
— Мы у тебя в долгу, — сказал Готен, и это звучало очень искренне.
Абакус отмахнулся:
— Ведь мы друзья, не правда ли?
— Конечно, — отвечал Готен, хотя не далее как нынче днем он отрицал это.
— Тогда не будем более тратить слов по этому поводу.
— Но что привело тебя сюда, да еще в такой час? — спросил Готен.
— Я только ненамного опередил вас на дороге, — объяснил Абакус. — Ты не знал об этом?
Готен отрицательно покачал головой:
— Иначе я предложил бы тебе ехать вместе с нами.
— Какое совпадение, не правда ли? — Абакус улыбнулся, но в его улыбке и тоне было что-то неискреннее. — И какое счастье!
Деа показалось, что о ней забыли. Девочка тоже поднялась.
— А как вы узнали, что мы в опасности? — Черные птицы-стрелы все еще не выходили у нее из головы: острые клювы, сложенные крылья… Неужели это и вправду был только обман зрения?
Абакус высоко поднял бровь:
— Я уже раньше заприметил этих четверых. Они шли по дороге мне навстречу. Я едва успел скрыться в чаще. А немного позже услышал их голоса — и ваши.
Сказав это, он отвернулся от Деа и более не удостаивал ее своим вниманием, обращаясь только к Готену:
— Похоже, судьба хочет связать нас, мой друг. Я помню, что ты сказал во время нашего разговора в цитадели. И все же вновь спрашиваю тебя здесь и сейчас: не хочешь ли ты еще раз подумать над моим предложением? Нам очень нужен такой человек, как ты. И когда настанет время, ты мог бы поддержать меня.
Когда настанет время? Деа наморщила лоб. О чем говорит Абакус? И какое предложение он имеет в виду? Готен ничего не рассказывал ей.
— Нет, Абакус, — ответил ее отец, и было видно, что ему явно не по себе. — Я… еще не готов к этому.
— А когда ты будешь готов? — Абакус испытующе смотрел на него.
— Я не знаю, и это правда. Дай мне еще немного времени. Я должен все как следует обдумать.
— Ну что ж, это уже не такое решительное «нет», как в прошлый раз.
Готен кивнул:
— Ты спас жизнь мне и моей дочери.
— Я не хочу, чтобы это стало единственной причиной подумать над моим предложением.
— Нет. Есть и другие, ты же знаешь.
— Не испытывай мое терпение слишком долго, Готен.
Абакус повернулся и снова исчез в темноте. Чуть позже по ту сторону деревьев раздался звон подков лошади, быстро удалявшейся по дороге.
В ту ночь Деа так и не получила ответа на свои многочисленные вопросы да и в последующие дни тоже.
Готен молчал.