По твоим следам
Шрифт:
Закончив водные процедуры, мужчина вышел из ванной. Зарета все еще сладко спала. Хищнику совершенно не хотелось покидать спальню, но дела не терпели отлагательств. Стоило проверить, какой урон городу и владениям Верховного нанесли обезумевшие хищники. А еще, наконец, узнать, почему все так яростно реагировали на зов Зари.
Вольнов все же не смог выйти из комнаты, не взглянув на Зарю. Девочка спала, устроив тонкую ладонь на свободной подушке. Тихомир осторожно коснулся длинных, изящных пальцев своими. Бархат кожи водил с ума, а излюбленный аромат тут же забился в ноздри, мешая воспринимать
И зверь с готовностью поднял лохматую морду и оскалился, будто провоцировал показать именно его вместо человека.
— Шустрый какой, — усмехнулся Вольнов, четко показывая кто главный в этом тандеме сейчас.
И вдруг замер, понимая, что теперь зверь воспринимается иначе. Нет разделений на зверя и хищника. Будто два существа слились, а границы между ними стерлись.
Приложив усилия, чтобы отстраниться от девочки, сладко спящей в постели, Тихомир все же вышел из комнаты, прикрыв дверь за собой. Мужчина покидал спальню нехотя. Знал, что ему будет не хватать вот такой Зари: одурманенной действием метки, раскрепощенной, не стыдящейся своих желаний. И Вольнов дал себе обещание, что непременно покорит юное сердечко своей истинной даже без влияния метки на нее.
Спустившись на первый этаж, Вольнов остановился. Усмехнулся, увидев открывшуюся глазам картинку. Семейная идиллия, не иначе.
— Проходи, сынок, — ласково проговорила мама, — Завтрак готов.
Во главе стола царственно восседал Верховный. А Тим заскрежетал зубами. Чертов старик! Даже в кругу семьи не забывает о собственном величии и значимости! Впрочем, хорошо, что хоть это остается постоянным.
— Жду пояснений, — коротко, вместо приветствия, проговорил Тихомир, но ладонь матушки, замершую на его плече, Вольнов аккуратно сжал в знак уважения и сыновьей любви, и продолжил: — Мне очень интересно, какого черта моя пара делала здесь, в то время, как вся стая рыла носом землю в городе и по всей округе, пытаясь отыскать ее?
— Тише, Тихомир! Пусть девочка поспит, — спохватилась матушка.
— Но даже не это меня волнует! — не унимался Тим, не сводя взгляда с невозмутимого лица отца. — Какого черта ты вмешиваешься в мою жизнь, Верховный? Разве не ты обязан следить за равновесием между кланами? И сохранять нейтралитет!
— Не в тех случаях, если вопрос касается будущего моих сыновей! — отрезал Верховный.
— О! Так ты все же помнишь, что у тебя есть сыновья, папа? — рявкнул Тим.
— Я никогда об этом не забывал! — отчеканил Светозар Миронович, отложил вилку и сделал небольшой глоток воды.
— Да что ты! — горько усмехнулся Тихомир, — Тогда какого ж хрена ты всех нас вышвырнул на улицу, точно псов безродных? Где ты был, папа, когда пацаны готовы были в помойке копаться, только бы урвать кусок хлеба? Чего ж ты не вмешался, когда Радмир за бабки тайком влез в нелегальные бои, а Дима отловили чертовы мозгоправы?! Можешь Добромиру заливать про свои отцовские чувства! Авось и поверит! А мне лгать не смей! Какого хрена тебе нужно от меня и от моего клана?!
— Тима, сынок, — попыталась вмешаться мама в разговор старшего сына с отцом, но в ответ по всему первому этажу пронеслось громкое рычание.
— Твою ж мать! — пробормотал Радмир, выронив вилку.
В отличие от старшего брата, события тридцатилетней давности не трогали мужчину. Ну было и было. Возможно, благодаря тому, что братья Вольновы оказались на улице, они и стали теми, кем являются сейчас. Кто знает, как именно проявились бы их способности под заботливым крылом Верховного. Вероятно, Тихомир никогда не основал бы собственный клан, если бы жил под крылом у Верховного. Признаться, Радмир всегда был эмоционально черствым. По сути, и Тихомир не отличался проявлением чувств к ближним, да и излишней сентиментальностью не славился. Но вот ситуация с отцом его злила, да. А Радмир относился к этому по-философски, наверное, даже проявлял дозу пофигизма. Димка и вовсе ни в чем отца не винил, бывало даже перезванивался с родителями.
Но теперь речь пошла не об отношениях сыновей с отцом. Здесь другое….
На месте Тима в просторной кухне возник огромный черный волк. Рыча и оскалившись, он наступал на старика Верховного, угрожая, если не разорвать в клочья, то основательно потрепать.
— Ох, Великая Праматерь! — благоговейно прошептала Агриппина Степановна, сжимая ладони и не веря собственным глазам.
— Спокойно, Тихомир, не дури, брат! — вкрадчиво пробормотал Добромир, но не пытался вклиниться между отцом и огромным рычащим волком.
А волк все ближе наступал на Верховного, отмахиваясь от ментального воздействия старика, словно от надоедливых мошек.
— Ой! — негромкий девичий вскрик заставил Тихомира повернуть мощную голову в сторону лестницы.
А там стояла Заря, со спутанными волосами, в мешковатой футболке ярко-красного цвета и штанах, которые принадлежали не ей. Даже на расстоянии волк ощутил, что штаны — чужого мужчины. Ну, не совсем чужого. Но это мелочи! Штаны, в отличие от футболки, принадлежали не Тихомиру, а потому вызывали в хищнике неконтролируемую ярость и ревность.
— Тихомир…, — выдохнула Зарета, и было видно, как девочка тряслась от страха, однако все равно пыталась говорить со злобным хищником.
Вольнов устыдился своего поведения. Да оно само как-то получилось перекинуться вот так, бесконтрольно. Нервы совершенно не к черту!
В один прыжок Тихомир выскочил на улицу через окно. Пусть и не собирался он спасаться бегством от этих ярких глаз, в глубине которых колыхался страх и укор. А все равно ринулся вглубь леса.
Инстинкты и чутье подсказывали, что опасности нет. В округе не осталось ни одного крупного зверя или хищника. А потому Вольнов был спокоен за свою истинную. Однако, на всякий случай, обследовал окрестности.
Мысли и чувства смешались в один коктейль ярости и обиды. Вольнов понимал, что ведет себя, как обиженный на отца пацан, а все равно не смог смириться с поступками родителя. Пусть и прошло столько лет.
Стремительный бег остановил легкий и почти бесшумный шепот в голове.
Волк замер, точно вкопанный. Заря вновь звала его, а он не смог проигнорировать ее зов.
Развернулся на сто восемьдесят градусов и помчался обратно, к ней.
Глава 12