По воле Посейдона
Шрифт:
— Это птенцы больших птиц с блестящими перьями, хохолком и неописуемой красоты хвостом?
— Да, о почтеннейший, — ответил Соклей. — Откуда тебе известны павлины? Я не ожидал, что кто-то в Помпеях о них слышал.
— Так уж вышло, что некто Геренний Эгнатий вчера провез через наш город павлина, возвращаясь к себе домой, в Кавдий, — ответил богатей. — Все, кто видели самца, были поражены. Геренний Эгнатий сказал, что купил его в Таренте у двух эллинов. Поэтому, когда я увидел вас…
— Мы к вашим услугам, — заверил покупателя Соклей. —
Менедем считал, что здесь, в Помпеях, вполне можно бы и солгать. Он не собирался в скором времени сюда вернуться, так что риск быть уличенным во лжи его не смущал. Но Соклей его опередил, и теперь оставалось только выжать из ситуации все возможное.
Однако помпеец, похоже, ничуть не огорчился.
— Жизнь полна риска, верно? — сказал он. — Если я куплю двух птенцов, то вполне может статься, что по крайней мере один из них окажется самцом, верно? Сколько вы за них хотите?
На этот раз Менедем заговорил раньше Соклея:
— Две тарентские мины серебра за каждого.
Кашлянув, человек в тоге заметил:
— Но это же куча серебра.
— Однако куда меньше, чем заплатил за своих птиц Геренний Эгнатий, — вставил Соклей.
— Тем не менее мои слова остаются справедливыми, — отозвался помпеец. — Половина названной вами цены представляется мне более разумной.
— Но половина этой цены представляется нам невыгодной, — сказал Менедем.
Помпеец улыбнулся. Он, может, и был варваром в странной одежде, но сразу распознал начало торга.
И это начало перешло в бодрую торговлю, потому что помпеец хотел купить птиц почти так же сильно, как Менедем хотел их продать. В скором времени они сговорились на одной мине и шести драхмах за птенца. Местный выдал пару трескучих фраз на осканском своим слугам, которые стояли рядом, потом снова перешел на эллинский:
— Я сейчас отправлюсь домой за деньгами. А когда вернусь, может быть, потолкуем также насчет вашего вина.
Менедем поклонился:
— Как тебе угодно, о почтеннейший. Но не желаешь ли обговорить цену прямо теперь, чтобы ты знал, сколько серебра принести на рыночную площадь?
Помпеец пощипал седеющую бороду.
— А вы, эллины, умеете ловко вести дела. И на какую сумму ты собираешься ограбить меня на этот раз?
— Шестьдесят драхм за амфору, — спокойно ответил Менедем.
— Что?
Теперь местный поковырял пальцем в ухе, как будто сомневался, что правильно расслышал. Он заговорил на осканском, вероятно, переводя слугам цену. Те разразились аханьем и возгласами.
«Неплохая уловка», — подумал Менедем.
Помпеец снова перешел на эллинский:
— Утверждают, что ваши боги пьют некий напиток под названием нектар, верно? В твоих амфорах что, этот самый нектар?
Менедем с улыбкой ответил:
— Твоя догадка ближе к истине, чем ты думаешь. Все хиосские вина относятся к самым лучшим винам, которые вывозятся из Эллады, а ариосское так же отличается от обычного хиосского, как то отличается от обычного вина из других мест. Оно такое сладкое, густое и золотистое, что тебе придется заставлять себя смешивать его с водой.
— Если хочешь знать мое мнение — вы, эллины, вообще слабоумные, раз смешиваете вино с водой. — Помпеец сложил руки на груди. — Я не заплачу ни халка, пока не попробую вино сам. Павлинов здесь трудно раздобыть, но вино — совсем другое дело!
Менедем кивнул, и один из матросов распечатал амфору. Тем временем один из слуг помпейца одолжил небольшую чашу у местного торговца винами.
Менедем налил немного драгоценного ариосского в эту чашу и протянул ее покупателю:
— Вот, попробуй — и убедись сам.
Помпеец окунул палец в чашу и уронил каплю-другую в пыль торговой площади, совершая надлежащее возлияние богам. Он пробормотал что-то на осканском, видимо молясь богу, которому самниты поклонялись вместо Диониса.
Потом понюхал вино и наконец медленно и со вкусом выпил.
Он всеми силами постарался не показать, насколько его впечатлило вино, но все же невольно приподнял брови. Облизнув губы, помпеец сказал:
— Шестьдесят драхм — это слишком много, но я понимаю, почему ты осмеливаешься их просить. Я могу дать тебе сорок четыре за амфору.
Теперь Менедем покачал головой.
— Повторю еще раз: продав вино по такой цене, я не получу прибыли, перевозка с Хиоса в Помпеи обошлась нам недешево.
Он был сама искренность и говорил голосом сладким, как ариосское вино. Он даже не лгал. Возможно, местный богач тоже это почувствовал. Или же у него просто имелось больше серебра, чем можно потратить тут, в Помпеях, потому и за птенцов павлина он торговался не слишком ожесточенно. После недолгой паузы покупатель предложил:
— Хорошо, тогда я дам тебе мину за две амфоры.
— Пятьдесят драхм за амфору? — уточнил Менедем, и помпеец подтвердил.
Менедем кивнул.
— Договорились.
Они обменялись рукопожатиями, закрепляя сделку.
— Итого сколько должен нам наш друг? — спросил Менедем Соклея.
— Четыре мины двадцать драхм, — мгновенно ответил тот, как будто у него была с собой счетная доска.
Менедем тоже мог бы все это подсчитать, но не так быстро.
— Четыре мины двадцать драхм, — повторил помпеец. — Я принесу деньги. Вы подождите здесь.
И богач умчался прочь; слуги следовали за ним по пятам.
Вернулся он с серебряными монетами, отчеканенными во многих полисах Великой Эллады, среди которых попадались также и монеты из италийских городов.
Менедему и Соклею пришлось заплатить три обола ювелиру, чтобы воспользоваться его весами. Как обычно, взвешивал и подсчитывал Соклей, и в ответ на его кивок Менедем отдал помпейцу птиц и вино.
Местный богач ушел, похоже, очень довольный собой.
Менедем негромко спросил: