По воле Посейдона
Шрифт:
«Так оно и есть, — подумал он, — ни малейшего шанса. И я собираюсь воспользоваться этим на всю катушку».
Центральный район Тарента был застроен по четкому плану, разработанному Гипподамом. Дальше на запад, однако, улицы бежали как попало, и так было во всей остальной старой части города. Соклей снял дом, стоявший на границе между сетью аккуратно пересекающихся улиц и путаницей переулков.
Если бы не павлины, он бы продал товар с корабля или с прилавков на агоре, но тойкарх не хотел держать птиц в клетках дольше необходимого. К тому же павлины могли лучше продемонстрировать
— И нам тоже куда удобнее жить в доме, — сказал Менедем.
— Вот почему я его и снял, — ответил Соклей.
— Знаю. — Менедем ухмыльнулся. — Что не делает мои слова менее правдивыми.
Соклей начал было сердиться. Но, прежде чем успел разразиться тирадой, спохватился, поняв, что именно этого и ждал от него двоюродный брат.
— Разумеется, ты прав, — мягко проговорил он, и у Менедема сделался разочарованный вид. Он предложил:
— Может, надо арендовать еще и прилавок?
— Если торговля пойдет не очень хорошо, я раздобуду нам прилавок, — пообещал Соклей. — Но сейчас, я думаю, достаточно будет пройтись по агоре и дать людям знать, где мы остановились и что у нас имеется на продажу. Мы уже продали порядочно ариосского — и папируса тоже.
Менедем от души рассмеялся.
— Кажется, этот покупатель, Смиркиний, говорил, что собирается писать историю? Ты должен был взять с него обещание сделать для тебя копию после того, как он завершит свой труд.
— Я бы взял такое обещание, если бы надеялся, что он это действительно сделает, — ответил Соклей.
— Сделает что? — уточнил Менедем. — Допишет труд или снимет для тебя копию?
— И то и другое, — сказал Соклей. — Писатели — люди не слишком надежные.
Он знал, что это правда. Сколько он сам написал, в конце концов? Соклей мечтал оставить после себя труд, который соперничал бы с работами Геродота и Фукидида, но чем он занимался до сих пор? Продавал вино, шелк, павлинов и благовония.
«Я путешествую, — сказал он себе. — Геродот сначала тоже странствовал по всему свету, чтобы побольше узнать. И Фукидид путешествовал по всей Элладе, чтобы познакомиться с теми, кто сражался в разных лагерях во время Пелопоннесской войны. Если бы он не повидал столько всего и не узнал так много разных людей, от его истории не было бы никакой пользы».
Это утешило его, хотя и не слишком.
Чтобы Менедем не догадался, о чем он думает, и чтобы не погрузиться окончательно в мрачные мысли, Соклей сказал:
— Я сам пойду на рыночную площадь.
— Ты просто хочешь, чтобы я остался приглядывать за павлинами, — ответил Менедем, и это тоже было правдой.
Однако двоюродный брат тут же хлопнул Соклея по спине.
— Так иди. Я тебя не виню — ты же возился с ними всю дорогу от Родоса досюда.
От снятого Соклеем дома до агоры Тарента было всего несколько кварталов. Она лежала к югу, недалеко от моря — местные жители именовали Ионическое море Большим морем, в отличие от Маленького моря, как они называли гавань в укромной лагуне.
Кроме рыбаков, которые продавали свой улов на агоре, тут было полно горшечников, ткачей, сапожников, мастеров, которые делали сети, и прочих ремесленников, работавших в городе. А еще здесь можно было встретить торговцев из других эллинских городов и италийцев из внутренних районов страны, явившихся на рынок с шерстью, крашеными кожами, медом и остальными товарами, производившимися за пределами города.
Некоторые из покупателей тоже были италийцами. Многие из них носили туники и плащи на эллинский манер, и их невозможно было отличить от местных жителей, пока они не открывали рот и не начинали говорить с акцентом. Однако попадались и такие, которые отличались отнюдь не только своим выговором…
Перечисляя товары, которые «Афродита» привезла с Родоса, Соклей прервался и спросил одного из них:
— Прости меня, господин, но как ты называешь одежду, которую носишь поверх хитона?
— Это называется тога, — ответил италиец на хорошем эллинском. — Я свободный гражданин, поэтому имею право ее носить.
— Понятно. Спасибо, — поблагодарил Соклей. — Ты не обидишься, если я спрошу, как ты надеваешь ее?
— Вы, эллины, очень любопытны и всегда интересуетесь странными вещами. — В глазах италийца заплясали искорки. — Что ж, должен сказать, ты спрашиваешь довольно вежливо. Почему бы и не показать тебе, как это делается?
Он стащил с себя тогу и продемонстрировал ее Соклею, держа на вытянутых руках.
— Какая необычная форма у этого куска ткани! — воскликнул родосец. — Мы, эллины, используем только прямоугольную одежду, простую. А это… Широкий восьмиугольник, кроме того что две стороны у него не прямые, а округлые. У меня появился еще один вопрос: почему вы носите плащи такой странной формы?
— Таков наш обычай, — ответил незнакомец, пожав плечами. — Многие здесь, в Италии, носят тоги. Мы, самниты, тоже их носим, так же поступают луканцы и даже наши враги римляне далеко на севере. А что касается того, как мы ее надеваем…
Он сложил тогу пополам в самой широкой части, потом накинул через левое плечо так, что один ее угол свесился на уровне его левой ступни. Забросил оставшуюся часть за спину, пропустил под правой рукой и снова перекинул через левое плечо, потом медленно повернулся, чтобы Соклей мог увидеть, как огромный плащ драпирует его.
— Спасибо тебе большое, господин, — сказал Соклей. — Надеюсь, тебя не оскорбит, если я скажу, что гиматий кажется куда менее… громоздким.
— Нет, не оскорбит, — ответил самнит. — Я сам часто ношу гиматий. Но я — Геренний Эгнатий, человек, имеющий вес среди своих сограждан, поэтому иногда надеваю тогу, чтобы показать, кто я такой.
Соклей удивился: по его мнению, варвару, отправляющемуся в эллинский город, полагалось бы желать как можно более походить на местного жителя. Юноша назвал свое имя и пожал италийцу руку. Потом задумчиво погладил бороду.
Если этот самнит с громоздким неблагозвучным именем имел вес среди своих сограждан, он мог оказаться богатым. А если он был богатым…
— Господин, я возвещаю по всей агоре, что среди товаров, которые мы с братом привезли с востока, есть прекрасное хиосское вино — даже ариосское, лучшее из лучших! И несколько павлинов. Я уверен, что ни одному самниту в наши дни не посчастливилось заиметь павлина. Вообще-то птицы, которых мы привезли, — первые подобные птицы во всей Великой Элладе. — Соклей не был до конца уверен, что говорит правду, но полагал, что никто не сможет опровергнуть его слова.