По Восточному Саяну
Шрифт:
– - Уснул, братцы, сознаюсь. Это ты, Шейсран, виноват, -- сказал он, переводя свой взгляд на Самбуева. Тот удивился и, почти заикаясь, стал протестовать.
– - Моя тесто на тебя не лил, ей-богу, не лил!
– - Ладно, пойдем, мой поваренок, искупаю я тебя ради праздничка. Посмотри, ты ведь весь в тесте, засохнет -- не отмоешь. Как явишься утром на народ?
– - проговорил Курсинов, обнимая Алексея и выводя его из палатки. Все от души смеялись.
В эту ночь я спал под кедром у Павла Назаровича.
– - Сколько зря казенного сахара пропало, а муки да всякой специи. В тайге все вкусно в собственном
Засыпая, я слышал задушевный разговор.
– - Говорил я тебе, Алеша, зря затеял, ведь ничего не получилось.
– - Оно бы и получилось, Тимофей Александрович, если бы Самбуй не подвел. Уж я ему всегда и косточку к обеду припасу и чаем в любое время напою, а он что же сделал? "На, -- говорит, -- интересная книга, ночью почитаешь..." Я все приготовил в палатке, тесто поставил рядом с собой и лег в постель, а книжка-то оказалась на бурятском языке. Листал я ее, листал, да и уснул...
Утро встретило нас ослепительным светом солнца. Каким чудесным был день Первого мая. Величественно стоял залитый снежной белизной голец Козя. Обнимая его, солнце безжалостно стирало притаившиеся за складками крутых откосов сумрачные тени. Радостно и безумолчно шумела река, залитая серебром и казавшаяся слишком нарядной. Даже мертвая тайга, навевающая на человека унынье, в это утро будто ожила и заговорила.
Люди уже встали. Алексей суетился у костра, готовя рыбные пироги, а из оставшегося сдобного теста пек пышки.
– - Баня готова, можно мыться, -- раздался голос Павла Назаровича. Старик стоял у костра уже с бельем. Через несколько минут к нему присоединился и я. Мы спустились к реке.
На берегу шла стирка: одни намыливали, другие кипятили, полоскали и развешивали белье, одевая каменистый берег в цветной наряд. Тут же рядом, несколько выше, стояла окутанная паром баня. Небольшого размера она вмещала ванну, парную и, как ни странно, весила всего шестнадцать килограммов.
Многие любители бани, конечно, не поверят тому, что в нашей походной бане Можно прекрасно париться. Мы не намерены оспаривать первенство у прославленной сибирской бани, но тем не менее не хотим снижать достоинства нашей походной. Чтобы не быть голословным, предоставляю слово Павлу Назаровичу, сибиряку, не признающему никакой иной бани, кроме как "по-черному", в которой, по его мнению, человек "может выгнать из себя любую хворобу".
Наша баня -- это обыкновенная палатка, только ставили мы ее на всю высоту. Раздевались у реки. Павел Назарович все время недоверчиво посматривал на баню, затем снял веник, висевший на колышке, припасенный любителями еще на Можарских озерах, и несмело вошел внутрь. За ним и я.
Баня стояла на песке. Внутри, с левой стороны, вдоль борта палатки была вырыта яма глубиною полметра и длиною полтора метра, покрытая брезентом и налитая водою, -- это ванна. Справа, также вдоль борта палатки, сделан помост высотою полметра, -- это полок для парящихся; а между ванной и полком горой сложен булыжник, -- это каменка. Прежде чем ставить палатку, булыжник обкладывают дровами и жгут их до тех пор, пока
Старик ощупал полок, облил веник кипятком и смело плеснул на камни. Будто вздрогнула каменка, и вырвавшийся пар влажным жаром заполнил баню. Старик продолжал плескать. Шипели раскаленные камни, лопались, трещали. Все жарче и жарче становилось в бане. Я не выдержал и присел на пол, а старик, окутанный плотным паром, тихо покряхтывал, выражая свое удовольствие. Терпеть дольше не было сил. Я отстегнул вход палатки и выскочил наружу. Павел Назарович лег на полок и стал немилосердно хлестать себя веником.
– - Кто там есть живой, поддайте пару!
– - вдруг закричал он ослабевшим голосом.
Курсинов, находившийся поблизости, пролез к ванне и, зачерпнув котелок воды, плеснул на камни. Старик заохал, застонал; удары веника стали доноситься слабее, реже и скоро совсем стихли. В наступившей тишине мы слышали, как он свалился в ванну, а затем стал приподнимать боковой борт палатки. Вначале там появились ноги, но кверху пятками, а потом показался весь Павел Назарович. Он был до неузнаваемости красный и обессилевший. Усевшись на песок, старик тихо проговорил:
– - Что же это такое, братцы? Отродясь не бывало... ориентировку потерял, еле выполз.
Мы приоткрыли палатку, остудили баню и усадили совсем ослабевшего Зудова в ванну.
– - Век прожил в тайге и все маялся без бани, -- еще не придя в себя, говорил Павел Назарович, -- а оно -- куда с добром -- можно купаться в палатке. Живой вернусь домой, непременно устрою такое заведение. Уж и потешу я наших стариков... Ведь без примера, ей-богу, не поверят!
После бани все посвежели, принарядились, и лагерь принял праздничный вид.
По случаю Первого мая завтрак состоялся несколько позже и был необычным по содержанию. Нам приятно было устроить себе отдых в этот знаменательный день.
* * *
Днепровский упорно настаивал на розысках задавленного собаками медведя.
– - Не пропадать же салу, в хозяйстве пригодится, -- повторял он свой довод.
Я дал согласие сопровождать его.
На лодке мы спустились до порога и берегом пошли к старой стоянке. Там попрежнему торчали колья от палаток и у огнища виднелись концы обугленных дров. Вот это на много лет сохранится, и попавший в эти места человек узнает о пребывании экспедиции.
– - Куда идти?
– - невольно вырвалось у меня.
Собаки тоже вопросительно посмотрели на нас, еще не понимая, почему их держат на сворах и чего от них хотят. Не зная способности лаек, посторонний человек, наверняка сказал бы, что наше предприятие кончится неудачей. Ведь какое бы направление мы ни взяли, Левка и Черня пойдут за нами. Но как же заставить их вести к медведю, когда нам неизвестно, каким путем собаки возвращались вчера в лагерь?
Когда Черне и Левке не удается с первого наскока задержать зверя, они обычно гоняют его до тех пор, пока добьются своего или сами выбьются из сил. Иногда зверь проявляет удивительное упорство и уводит собак очень далеко, путая свой след по гарям, чаще, однообразным белогорьям. Но как бы далеко ни зашли собаки, они не собьются с пути, возвращаясь на табор, -- это одна из самых замечательных способностей лайки. Она никогда не ходит напрямик, а возвращается своим следом, повторяя в обратном направлении весь путь.