По законам Дикого поля
Шрифт:
В августе Максим объявил дома о намерении поехать в Самару, чтобы продать нескольких коней и поправить хозяйство после зимнего пожара, случившегося во время боя с кочевниками. Вожа и Мотя собрались ехать вместе с ним.
Накануне отъезда Вожа привез из степи страшно изможденного человека. Он был чрезвычайно худ, черен от степного солнца и пыли, слаб от истощения, так что даже на лавке сидел с трудом. Назвался самарским пастухом и шорником [157] Николаем Чеботаревым. Он сообщил, что «выбежал из асиатского полона».
157
Шорник –
Беглеца покормили и дали поспать. Он быстро восстанавливал силы и уже на другой день свободно ходил по двору.
– Как тебя угораздило попасть к асиатцам? – спросил Максим беглеца за самоваром.
– Из-за предательства, – сказал Николай Чеботарев. – Купец Самыга нас продал. Есть в Самаре такой торговый человек. Отправляет в Ташкент и Хиву караваны. Набирает людей из числа пришлых переселенцев и отправляет их вместе со знакомыми ему асиатскими купцами.
– Отчего же ты решил, что вас предали? – спросил Максим.
– Оружия нам купец для охраны товара не дал. Сказал, что асиатцы будут охранять. А народа для сопровождения нанял много. И я напросился. Заработать хотел, чтоб домишко подновить. Так вот, в степи асиатцы нас повязали, надели колодки на ноги. Часть тюков, набитых соломой, для отвода глаз побросали. Вот и оказался в рабстве. За нас уж и деньги уплочены были. Тут я понял, отчего караваны купца с товаром пропадали, а купец все богател и богател.
– Вот Иуда, – Дружина, сын Максимов, даже из-за стола поднялся от негодования.
– С вами в Самару поеду, – сказал Чеботарев. – К воеводе пойду. Даже если купчина откупится, самарцы ему жить в Самаре не дадут.
– Как бежал? – спросил Дружина.
– Ночью подполз к тлеющему костру и сунул туда руки. – Чеботарев поднял обожженные кисти рук. – Веревки перегорели. Потом ноги освободил. Утек. Да чуть с голоду не помер по дороге. Все ж дошел. Дошел! В этом вижу знак судьбы. Только я спасся. Да накануне пленения куда-то проводник Острога пропал.
– Острога? – у Вожи брови поднялись. – Он и тут поспел. За нашей экспедицией охотился, да не сумел съесть. Решил хоть тут урвать. Ну и ну.
2
В самарском кабаке загорелые здоровенные подвыпившие мужики плясали «русскую» или, как иногда говорят, «русского» под балалайку и гармонь с колокольцами. Плясали от радостного возбуждения и избытка сил, рожденных горячим летним солнцем и степным ветром, пропитанным духовитыми травами.
Плясуны, когда по одному по очереди, когда по нескольку сразу, выходили на свободную площадку и выделывали такие залихватские коленца, что зрители, стоявшие рядом и сидевшие за столами, хлопали в ладоши и выкрикивали приветствия. Неповторимый удалой танец зажигал. Была в этой пляске и простецкая веселость трудового человека, отдыхавшего и потягивающегося после тяжелой работы и крепкого сна, и двусмысленная скоморошья шутливость, и задиристость кочета.
И как это нередко бывает в кабаках, по мере того как посетители все сильнее упивались вином, движения плясунов становились более тяжелыми. Вместе с легкостью исчезли замысловатые коленца и прыжки, зато в пляске появилась особая исступленность. Плясуны оглушительно топали ногами по дощатому полу и, не жалея ладоней, хлопали себе по груди, поднимающимся коленям и подошвам сапог. При этом они громко выкрикивали. Их односложные возгласы не выражали ничего, кроме ярости. Праздничная пляска из-за излишка выпитого хмеля переросла в необъявленное состязание в выносливости и упрямстве. В кабацком варианте она производила не необвыкшегося человека страшноватое впечатление.
Часть посетителей уже разошлась, но человек пять самых неугомонных, и среди них Острога, упорно топтали пол:
– А! А!
– Оба!
– Вота!
Почти все оставшиеся посетители столпились вокруг плясунов:
– Еще!
– Давай «русского»!
– Петруша, поддай жару!
В разгар пляски в кабак вошли Вожа и пастух Николай Чеботарев. Они прослышали, что Острога гуляет в кабаке, и намеренно пришли сюда.
Вожа сбросил куртку и вступил в пляску. Он неспешно прошел круг и начал убыстрять темп и скорость движений. Острога при появлении Вожи настороженно сузил глаза, но пляску не оставил. Когда Острога увидел, что Вожа вступил в круг пляшущих, то решил, что Вожа хочет его переплясать, и усмехнулся.
Однако Вожа не собирался долго выплясывать. Скоро Острога почувствовал, что ему на ногу наступили. И тут же еще раз. Острога взвыл и было кинулся на отскочившего Вожу, но был сбит ударом Николая Чеботарева.
Посетители кабака загалдели:
– Двое на одного!
– Пусть двое разберутся сам на сам, а третий на мешайся! Николай Чеботарев поднял одну руку вверх, привлекая внимание, другой рукой показал на Острогу:
– У меня к нему свое дело! Мы с ним из одного проданного каравана! Зверолов Острога и купец Самыга продали наших караванщиков асиатцам. И я тому свидетель.
Острога кинулся к Чеботареву, но несколько сильных рук ухватили Острогу за куртку:
– Погоди-ка!
– Рассказывай про караван.
Николай Чеботарев рассказал присутствующим то же, что и табунщикам, подобравшим и приютившим его после побега. Над Острогой повисла гробовая тишина. Если в крепости еще был суд воеводский, то в одной версте от Самары судило мнение общины. А уж за сотню верст от Самары про воеводу мало кто слышал и почти никто за всю свою жизнь не видел.
Острога спохватился, заюлил:
– Когда караван захватили, я в отлучке был.
– Отчего тревогу не поднял? – спросили из толпы.
– Толку-то. Караванщиков за Яиком повязали.
– А на какие шиши в кабаке гуляешь?! – зычно спросил Чеботарев. – На иудины сребренники! Караван вести пустой нанимался.
– Был у меня запас, – оправдывался Острога.
Народ заколебался.
– Чем правду докажешь? – спросили из толпы.
– А чем он докажет? – Острога показал на Чеботарева. – Навет. Точно навет.
– А поступим, как наши отцы делали, – предложил Чеботарев. – Сунем руки в огонь. Ты и я разом. Кто раньше запоет и выскочит из огня, тот и враль. Либо ты переспоришь, либо тебя в Диком поле с каждого двора гнать будут, как паршивую собаку.