Победил Александр Луговой
Шрифт:
— Алик, — Люся подыскивала слова, — ну ты... не надо... все равно теперь не поможешь... Чего зря огорчаться... А, Алик?
— Конечно, Люська, конечно. — Он усмехнулся. — Слезами, говорят, горю не поможешь. Теперь будем трудиться дальше. Теперь у меня до победы не минута, а год, триста шестьдесят пять дней. На следующем первенстве постараюсь взять реванш.
— Возьмешь, Алик, я не сомневаюсь, — Люся вновь обрела спокойствие и решительность. Теперь она говорила уверенно. — Ты знаешь, я почему-то совершенно убеждена в том, что на будущий год ты выиграешь. Ты ведь и сегодня был на голову сильней всех своих противников,
— Ну, на голову не на голову...
— Нет, именно на голову! — горячо повторила Люся. — Это же факт! Я вот слушала, что говорили на трибунах. Все же там народ разбирается. Они все как один уже после первого твоего приема были уверены в твоей победе!
— Прямо так и говорили? — спросил Александр с улыбкой.
— Вот, представь себе, прямо так и говорили. А один сказал: «Сам виноват. В последнюю минуту с таким противником нужно быть внимательным. Один раз пытался смухлевать — мог и второй». Седой такой, пожилой мужчина, со значком заслуженного мастера.
Александр стал серьезным.
— Так и сказал?
— Так и сказал, — подтвердила Люся.
Он задумался. Нет. Этого не может быть! Не может быть, чтобы Виктор сделал это нарочно! Чтоб так поступить, надо быть не человеком — чудовищем каким-то! Да еще чтоб никто не заметил. Для этого надо специально тренироваться. Что он кэтчист, что ли? Нет, ерунда. Он, конечно, дешевый парень, хвастун. Он мог использовать любую возможность, чтобы выдвинуться, чтобы о нем говорили. Но это уж слишком. Этого бы он делать не стал. Другое дело, что нужно было больше следить за собой, лучше отрабатывать прием. Тем более Виктору, мастеру, претендовавшему на первое место. Ну так ведь он и сам понял это, извинялся. А нарочно? Нет. Это ерунда!
— Ты не забудь сходить к врачу, Алик, — Люся говорила деловито, — надо провериться. А то еще будешь ходить со свороченной челюстью. Зачем ты мне такой нужен! Нет, серьезно. Проверься и позвони Завьялову. Он небось беспокоится. Надо, чтобы вы с ним как следует проанализировали эту схватку. Кстати, и Лузгину позвони. Он же ждет твоих «Заметок участника». Конечно, проиграть — радости мало, но все же главное-то — журнал.
Люся все дальше отвлекала Александра от грустных мыслей, без конца выискивая новые темы разговора: журнал, ее собственные тренировки, институт, экзамены, планы на лето...
Когда они подошли к его дому, Александр совсем успокоился.
Действительно! Что, в конце концов, на этом первенстве свет клином сошелся, что ли? Не будет разве других соревнований? Слава богу, он ведь не собирается заканчивать своих спортивных выступлений. У него еще все впереди, он еще только в начале пути. На этом пути его ждут, наверное, не только неудачи. Станет он еще и чемпионом города, и страны. Да, да, станет. Это одно из его самых страстных желаний, его мечта, да просто его долг, наконец! Он обязан добиться этого. И добьется!
Глава восемнадцатая
НА ВСЕ ДАЕТСЯ СЕКУНДА
Этот вечер ничем не отличался от всех других вечеров. И то, что именно сегодня произойдет событие, которое перевернет всю его жизнь, Александр, конечно, не предполагал.
Он был приглашен к Люсе (вернее, к Нине Павловне) на традиционный «чай». А потом они должны были идти на дежурство — сегодня их время было с десяти до двенадцати. Люся прямо сказала Александру:
— Веселого на «чаю» будет мало, Алик. Подозреваю, что маман хочет тебя утешить. Она очень переживала, чуть даже сама не пошла на финал. Я ее еле отговорила. Представляешь, только ее нам бы там не хватало. Но она считает, что ты убит горем, и, разумеется, никто не сможет тебя так хорошо утешить и вернуть тебе былую радость к жизни, как моя мама с вареньем и коржиками вкупе. Так что приготовься. Ничего не поделаешь.
Но Александра не пугала эта перспектива. Он уже примирился со своим проигрышем, хотя нет-нет, да и чувствовал легкий укол: черт возьми, ведь так близко был к победе. Ну да ладно, у него впереди вся жизнь, чтоб заниматься самбо. Успеет он еще и первенство Москвы выиграть, а то и страны. Да, да, еще ничего неизвестно. Этот проигрыш ведь ни о чем не говорит. Он-то знает ему цену.
И потом слишком много было у него хорошего. И в редакции. И с Люсей. Все это время, все соревнования, а особенно после них она была такой хорошей, такой понимающей. Он просто не знал, что она может быть такой. Нежной и мужественной. Она не занималась слезливыми утешениями и не изображала равнодушия: «подумаешь, проиграл, дело большое!» Она нашла тот единственно верный тон — деловой, спокойный, — какой в эту в общем-то грустную для Александра минуту мог принести ему облегчение.
Она не избегала разговора о его неудаче и в то же время умела отвлечь его мысли. Люся оказалась словно вдруг взрослей и опытней Александра. Словно мудрей.
И с радостным удивлением Александр видел возле себя не свою обычную насмешливую, веселую, колючую и требовательную подругу, а умную, энергичную, все понимающую и верную спутницу.
Вот такой она будет и в жизни, с нежностью думал он, надежной и преданной. Уж она-то никогда не подведет. Какое счастье, что она есть у него... Что она у него будет!
...Нина Павловна встретила Александра с печальной и сочувственной торжественностью. Так, наверное, встречал на острове святой Елены Наполеона местный комендант. Она значительно пожала Александру руку, стараясь взглядом выразить всю меру своей симпатии.
На этот раз, кроме полудюжины банок варенья, коржиков и печений, на столе возвышался специально приготовленный пирог.
Когда все уселись за стол, Нина Павловна заговорила, грустно и важно, стараясь как можно тоньше подойти к больной теме.
— В жизни, Алик, бывают тяжелые минуты. Я помню, в тридцать пятом году мне поручили играть роль таксы. Ну шел у нас такой детский спектакль, там были разные звери и такса. Это была очень ответственная роль. В ней не было слов, но в кульминационные моменты надо было лаять. Что ты смеешься, Люся? Ничего нет смешного! Театр — это театр. Я очень выразительно исполняла эту роль. Да что с тобой, Люсенька? Ты подавилась! Я же говорила тебе, бери без косточек! Ах ты, боже мой! Ну, лучше? Так вот, Алик, у меня эту роль отняли, — Нина Павловна горестно посмотрела на Александра. — Режиссер считал, что для таксы у меня слишком низкий голос — контральто. Я боролась, я ходила лаять к худруку. Но ничего не помогло. Это было тяжело, Алик, очень тяжело. И что же, я пережила это. У меня было потом много радостей, много ролей. Вот так и в самбо...