Победитель получает все
Шрифт:
С высоко поднятой головой она вошла на кухню, на которой царил настоящий бедлам. Громко играло радио, из динамика доносились слова известной песни «Наступают хорошие времена». В воздухе вкусно пахло сливочным маслом и сиропом – это Мадди пекла блинчики на новой плите. Митч вынимал из буфета тарелки, в то время как его мать пила кофе, листая какой-то гламурный журнал и постукивая носком ноги о пол. Джеймс что-то внимательно читал в айпаде, он настолько глубоко погрузился в чтение, что не обращал никакого внимания на шум и суету вокруг.
Вся семья в сборе.
Все,
Сесили даже растерялась. Она не знала, радоваться ей или огорчаться. Она так старалась – между прочим, в основном только ради него, в чем она стеснялась признаться себе, – и вот на тебе – все на месте, кроме него.
С лопаткой в руке Мадди повернулась к Сесили.
– Доброе утро. Хорошо спала?
Все, кто был на кухне, повернулись в ее сторону. Она вежливо улыбнулась, втайне надеясь, что на ее щеках не выступил предательский румянец.
– Прекрасно.
Митч сунул ей чашку с дымящимся кофе.
– Черный, как ты любишь.
– О да, спасибо, – громко произнесла она, чтобы заглушить звуки песни.
Внимательная и тактичная Мадди тут же уменьшила громкость так, чтобы музыка создавала приятный фон для дальнейшей беседы.
Хотя на кухне находилось много народа, было заметно, как им всем здесь комфортно. Одной только Сесили было как-то не по себе, и от этого ей стало не только обидно, но и неприятно, и неудобно. Требовалось что-то предпринять.
– Может чем-нибудь помочь?
Мадди ловко сняла три блинчика со сковородки и посмотрела в кувшин: много ли там осталось сиропа.
– О-о, ты не могла бы сходить к Грейси в ее коттедж и попросить у нее немного домашнего черничного сиропа? Я уже позвонила ей и попросила поделиться. Я просто сгораю от желания попробовать ее сироп.
Митч шутливо похлопал ее по плоскому животу:
– Гм, сгораешь от желания? Что ж ты мне ничего не сказала?
– Не остри! – Она шлепнула его по руке.
Шарлотта подняла глаза, отрываясь от журнала.
– Только не говорите, что пока не собираетесь иметь детей?
Сесили была потрясена и почти шокирована: нескромный вопрос, заданный ее всегда тактичной матерью, стал для нее полной неожиданностью.
– Мама, сейчас не совсем удобно говорить об этом.
Шарлотта с поистине с королевским величием приподняла бровь.
– Да? А мне, думаете, приятно выслушивать ваши обещания насчет внуков? Мне уже немало лет, как знать, может быть, я не успею им порадоваться.
Сами слова, как и серьезный тон матери, больно задели Сесили. Неужели Шарлотта, потеряв надежду, решила, что у нее, ее дочери, никогда не будет детей? Хотя разве не сама Сесили была виновата в этом? Разве не она твердила все время, что ее интересуют только карьера политика и ничто, кроме карьеры, не позволяя себе даже намека на семейное счастье. Что ж тут удивительного, если Шарлотта махнула на нее рукой? Тем не менее Сесили обиделась.
Как было приятно думать, что она вся такая правильная, добропорядочная, а тут все выходило иначе. Сесили неохотно, но все-таки признала, что ревнует, пусть не очень сильно, но ревнует.
Мадди рассмеялась и взмахнула рукой.
– Нет-нет,
– Но ведь вскоре поженитесь, – резонно заметила Шарлотта. – Зачем тянуть, Митчу уже стукнуло тридцать четыре.
– Не волнуйся, она скоро забеременеет. Я позабочусь об этом, – отозвался Митч.
– Звучит легкомысленно и грубо, – осадила его Шарлотта.
– Не я начал этот разговор, – добродушно произнес Митч; сама интонация, как и его непринужденное поведение не могли не привлечь внимание Сесили. Атмосфера общего взаимопонимания, родственной близости окружала их, в то время как она утратила это чувство общности.
Домашняя, семейная атмосфера несколько раздражала расшатанные нервы Сесили. Если она пришлась здесь не ко двору, ну что ж, в таком случае она уйдет, ведь у нее есть благовидный предлог.
– Я с удовольствием схожу за сиропом. – Сесили взяла из рук Мадди кувшинчик, на самом дне которого плескался сироп.
Мадди просияла от радости:
– Ой, спасибо. Что ты будешь делать сегодня?
– Пока не знаю, – ответила Сесили. У нее напрочь пропало желание заниматься предвыборной кампанией. Сидеть в спальне в одиночестве и что-то набивать на компьютере – такая грустная перспектива, вызвавшая у нее ассоциацию с одним из девяти кругов ада Данте. Ей вдруг все это показалось настолько ужасным и скучным, что она мысленно послала все к черту.
Как это ни удивительно, но сейчас ей казалось, что нет на свете занятия скучнее и неинтереснее, чем предвыборная кампания. Мысль очень странная, почти крамольная. Сесили считала себя, причем совершенно справедливо, трудоголиком. Работала она много и с удовольствием, всегда планируя отдых таким образом, чтобы и во время него не спеша проработать тот или иной вопрос. Откуда же такая неохота, почти лень?!
Почему раньше, как только речь заходила о чем-нибудь, что необходимо было сделать, ее сознание включалось автоматически, и она с рвением принималась за дело? Выполняя разные отцовские поручения, она не только изучила политическую кухню, но и отточила необходимые навыки, так почему же теперь, когда Сесили работала на себя и для себя, она ничего не могла делать? Куда подевались ее деловые качества, собственное видение ситуации, проницательность?
Сесили недовольно покачала головой. Видимо, она очень устала, выдохлась. И не мудрено, последние два месяца она работала напряженно, беспрерывно – до тех пор, пока в изнеможении не уперлась лбом в стену.
Да, должно быть, все так и есть на самом деле.
И все из-за того, что она твердо решила выставить свою кандидатуру на выборах. Наступило время воплотить в жизнь свою заветную мечту.
А тут еще та самая газетная статья, она должна была бы ей обрадоваться, но статья ее почему-то расстроила. Но как только все это закончится и ее недавние сомнения насчет правильности сделанного ею выбора в пользу отца рассеются, ее жизнь опять наладится и войдет в привычную колею. Тогда к ней снова вернется прежняя жажда деятельности, ее политические взгляды опять станут ясными и четкими.