Победитель
Шрифт:
Впрочем, Он умел двигаться и во Мраке, когда все Главные спали. Да и сам Он полудремал-полубодрствовал. Обратные связи при этом были задействованы мало и работали только на прием информации от внутренностей тела.
Что либо предпринимать в это время Он не мог – мешал Мрак, напрочь отбирая возможность реакции. Зато когда Мрак уходил, приходилось немедленно сбрасывать полудрему, тестировать собственное состояние и будить Главных, ибо исчезновение Мрака означало скорое поступление новых задач.
Почти ничем не отличалась и нынешняя ситуация. Разве лишь тем, что задачи надо было решать совместно с Братом, который все время находился неподалеку.
Покинув Мрак, они подобрались к Нужному Объекту и некоторое время находились рядом с ним.
Это было совершенно спокойное время, и Он почти дремал, обеспечивая вниманием только те органы тела, что требовались Главным – именно Главные сейчас решали свои необходимые задачи.
Время от времени Он переговаривался с Братом, но только тогда, когда требовалось Главным – у Него потребности в общении с себе подобным не было. Как и у Брата… Хотя оба Они знали, что никто бы их не услышал.
Так продолжалось довольно долго.
От скуки у Него просыпалась совсем давняя память. Тогда Он тоже жил во мраке, но это был не Мрак – там было тепло и очень хорошо. Откуда-то Он знал, что эту теплую хорошесть зовут «мамой», но произнести этого слова Он не мог, потому что не дышал. Потом случилось невозможное, невероятное и непоправимое – Его извлекли из хорошести, которую Ему дарила «мама», и Он начал видеть, слышать, дышать и кричать, потому что Ему делали больно, но больно делать продолжали. Потом, наконец, боль прошла, и Он снова попал в теплую хорошесть, но это была совсем другая хорошесть, не «мама». Дышать Ему опять не требовалось, однако видеть и слышать Он продолжал, хотя это происходило уже совсем не таким способом, как прежде.
Зато рядом с Ним появились Главные.
Очень скоро Ему стало понятно, что Его основная задача – служить Главным. И они научили Его очень многому, что Он умел теперь…
Скука закончилась, когда главный Главный отдал приказ.
Требовалось приблизиться в Нужному Объекту и в строго определенный момент снять защиту вокруг тела, чтобы один из Главных сумел повредить Нужный Объект. Точно такой же приказ получил и Брат, причем тот должен был выполнить свою задачу первым.
Далее пошла работа в наиболее активном режиме, который Главные называли «атакой». Они почему-то очень любили эту самую «атаку» – Он ощущал, что в такие периоды в них просыпались очень необычные, очень яркие, до поры до времени дремлющие чувства. Они даже умудрялись заражать этим чувствами и Его. И Он начинал понимать, что вот ради этих чувств, похоже, и стоит жить, во всём подчиняясь Главным. В этот момент Он чувствовал себя таким же, как они, равным им, и Ему было просто невыносимо хорошо. Как внутри «мамы»…
Атака продолжалась. Цель Главных становилась все ближе и ближе.
Конечно, несмотря на необычные внутренние ощущения, Он все успевал, тем более что двигался следом за Братом. Именно тому предстояло повредить Нужный Объект, а Он действовал на подстраховке и должен был подключиться к выполнению задачи, если защитники Нужного Объекта помешают Брату.
Брат передавал Ему информацию, которой не слышал никто. Брату тоже сейчас было очень хорошо, и он ощущал всю полноту собственного существования, всю свою необходимость и всю неизбежность победы над противником…
Вот еще чуть-чуть, совсем немного, всего несколько мгновений…
Победа близка!
И тут в окружающем что-то изменилось.
В первый момент Он даже не сообразил – что. И лишь потом понял – Ему больше не удается ощущать Брата. Лишь отголосок испытанной братом жуткой боли долетел до Него…
Он услышал, как один из Главных, отвечающих за систему разведки и целеуказания, крикнул:
– «Джон Стэннис» исчез, господин капитан! Что делать?
– Продолжать атаку! – ответил громко главный Главный. – Что бы ни случилось с «Джоном Стэннисом», мы должны уничтожить этого ублюдка.
Значение последнего слова было Ему не ясно, но ведь в речи Главных, когда они разговаривают между собой, много непонятностей. Тем более что эти слова никогда не мешали выполнению задачи.
Сближение с Нужным Объектом продолжалось.
А потом опять что-то случилось. Невозможное. Невероятное. И уже совершенно непоправимое. Как в тот момент, когда его извлекали из «мамы»…
И он, которому Главные дали имя «Dwight D. Eisenhower», понял, что дальше ничего не будет – наверное, он перестал быть нужен Главным.
Впрочем, их самих уже и не было рядом – он перестал их ощущать, как несколько мгновений назад – Брата. А еще через мгновение на него обрушилась нестерпимая боль, и Его не стало.
Глава двадцать седьмая
Когда их величества вернулись в Новый Нимфенбург, королю Отто доложили, что арестованного охранника можно допросить – его состояние уже достаточно стабилизировалось.
Разумеется, Отто было невтерпеж. Да и Осетру, честно говоря, – тоже.
Требовалось, правда, дождаться местного борца с ментальными блоками, но, как оказалось, следователь, ведущий дело об убийстве великого князя Владимира, уже вызвал его во дворец.
Отто повернулся к росскому императору:
– Друг мой! Вы, я думаю, не против присутствовать при допросе?
– Был бы вам весьма благодарен!
Дворцовая тюрьма в Нимфенбурге, как и в Петродворце, располагалась под землей.
Когда их величества вошли в кабинет следователя, щупач уже был там. И он, и следователь тут же вскочили, приветствуя правителей.
В кабинет принесли еще два стула, и гости уселись.
– Начинайте! – приказал Отто.
Через пару минут в кабинет ввели арестованного.
Походка у него была нетвердой, однако посторонняя помощь ему не требовалась.
Бывшего охранника усадили на табурет, включили «оковы».
Отто кивнул щупачу:
– Приступайте!
Щупач, невысокий мужчина с благообразной седой бородой, закрыл глаза, напрягся.
Некоторое время ничего не происходило.
Потом щупач повернулся к королю: