Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА II
Шрифт:
Они поговорили, похлебали кипяток с рыбным привкусом и уснули – два прижавшихся друг к другу осколка тепла. Я не умею спать или мечтать, чувствовать радость и печаль. Мое сознание – вечно тикающие часы, бесстрастно отмеряющие время в никуда. Мое тело, не боящееся холода и боли, – напряжение пространства. Моя душа – короткая память и неутолимый голод.
Я совершенно другое существо.
Сизое, ноябрьское небо затянуто пеленой. Облака, дым и гарь тлеющей плоти – ветер с юга. На горизонте мелькают слабые вспышки – скоро они обретут голос и слепящую яркость взрывов, рушащих стены, рвущих землю.
Война.
Лежалая трава морозно хрустит. Воет зимний ветер. Звезды ползут по небу, приближая рассвет, а я иду навстречу зареву – навстречу памяти. Один огненный вихрь стихает, а другой, ближе к востоку, нарастает – светлые зарницы разгораются над несущими гибель вспышками.
Пахнет болью. Люди вопят, а потом из них уходит тепло. Я кажусь им тенью – и я растерян. Маленькие сокровищницы удивительных тайн исчезают, гибнут – и так глупо, глупо пропадают. Исчезают нераскрытыми прямо на моих глазах. Я видел смерть от разных причин в разное время. Но война – это самое бессмысленное уничтожение жизни.
Лучи солнца раскрашивают серую землю в блекло-желтый, искристо-белый и ярко-алый цвета. Песчаные круги от взорвавшихся снарядов, черные комья тел и остатки искореженных орудий марают свежее утро. Под встающим солнцем вдалеке возвышаются, поблескивают гигантские скопления металла. Мимо летят, воя и грохоча, аккуратные кусочки смерти, раскрывая на траве мертвые цветы песка и крови.
Я уже видел это много лет назад. На изумрудных стеблях рдеют красные цветы и красные капли. Меня бьет ветром и землей, унося смутные грезы. Волна уродливого рассвета медленно и неумолимо близится к городу. Моему городу.
Я возвращаюсь, отдаляюсь, и воспоминания меркнут. Волна памяти настигнет меня опять – и шепчущие, истлевшие губы вновь обретают голос.
Я боюсь. Вдруг, если исчезнет город, то исчезну и я? Он начал исчезать несколько месяцев назад. Теперь же, когда война подобралась вплотную, он исчезает окончательно – прямо на моих глазах.
Меня встречают гнилое дерево и эхо. Дом пуст.
Иду по неподвижным улицам. Гудит криками здание вокзала. Густой, мерзкий запах паники и отчаянного вранья. Толпа осаждает поезд, а вагоны пухнут от пассажиров. Воздух плавится от мольбы и обещаний. Оцепление вокруг поезда едва сдерживает инстинкт толпы и бессильно пытается сдержать её натиск. Двигаюсь на знакомый зов и запах. Вот они – сжались в углу и растеряны.
– Это последний, – с ужасом бормочет мальчик. – Остальные взорваны.
– Час назад был авианалет, – одышливо хрипит бас, – на крыльях – наш флаг!
Раньше они гордились своим городом – важным узлом в железнодорожной сети страны. Теперь, когда власть жертвует им и людьми в попытке спастись, оплот превратился в капкан, из которого сейчас уедет последний поезд. А они исчезнут.
Воздух дрожит. Налет еще не закончился – бомбы падают на фабрики в другом конце города. Я чувствую вдалеке аккуратную форму смерти. Вбираю в себя последний глоток всеобщей лжи – с неба летит гибель. Богатейшая плантация подлых секретов и тайн, питавшая меня долгие годы, окончательно ниспровергнута. Город испускает последнее дыхание. Я не могу спасти его – разве что всего лишь одну ложь…
Сыплется стекло, вздымается пыль– на головы людей обрушиваются бомбы и пули. Агония города будет длиться недолго – те, кто не погибнет сразу, умрут, когда крылья сделают еще один заход. И еще. Пока от зданий не останется пыль, а от вокзала – груда осколков и искореженная конструкция. Воздух наполнен ужасом. Вагоны изрешечены, перрон дымится алым паром. Но механизм, способный умчать свое содержимое от взрывов, все еще цел. Позвякивает автоматическая система отправки.
– Сыч?
Чувствую, как подо мной бьется сердце. Последнее, что осталось от возлюбленного города. Из ушей сочится кровь, а из глаз – слезы, но ребенок цел. Взгляд, полный мертвенного недоумения, спотыкается на мне. Беру вялую руку и тащу его к вагонам. Остекленевшие зрачки целятся в нас из окон. Поезд медленно рокочет, собираясь покинуть опустевший вокзал. Я вталкиваю ребенка в вагон. Нога и костыль утопают в теплой крови, он вздрагивает и оглядывается.
– Сыч, з-забирайся скорей, – едва слышно произносит он. Тишь прорывает четкий трезвон, и колеса медленно начинают двигаться, размалывая попадающую под них плоть. Я качаю головой и делаю шаг назад. Я должен вспомнить – кто я и зачем я здесь.
Могучий механизм набирает скорость и уносит знакомый до боли аромат вдаль – быстро, быстрее летящих крыльев и неумолимо ползущей волны смерти. Я отворачиваюсь, глядя в небо, ожидая бушующего прилива свинца и памяти.
Крылья накрывают остов города еще раз, ровняя его с землей, хороня людей и дороги, дома и рельсы, мешая воздух с крошевом. Грохочут, надвигаясь, металлические горы, воют снаряды. Все застилают грохот и воспоминания…
Зеркало напротив зеркала, чуть трепещет вода. Дрожащие, немеющие от близкой кончины пальцы выводят по стеклу узоры, в темную бесконечность несется горячее желание и мольба.
«Приди!»
Мой темный мир. Мой идеальный темный мир, где я был один – в извечном покое, и бесконечном сне, не зная ни голода, ни чувств. Желание касается меня, а мольба пробуждает. Я чую страх, ложь, и, не в силах превозмочь, срываюсь на зов. Намерение человека и его искушение прокладывают путь. Тени расточаются, выходя из вод, – проявляюсь в чужом мире, где пожарами волнуют запахи и чувства.
Его губы расплываются в неверящей улыбке, а рука ползет к бесформенной тени. На стеблях благоухают цветы и кровь.
«Защити!»
Пальцы касаются меня, и я чую его ложь. Он не успел опомниться – я пожираю обман. Приказ – защитить, но желание – убежать, спастись. Цепляюсь за ниточку и разматываю клубок, разбиваю лабиринты лжи, захватываю суть и уничтожаю разум. Еще не высохли на зеркалах следы, как он уже не дышал. Водные узоры, притянувшие меня к живому, скрепили с мертвым. Конфликт желания с приказом свел меня с ума. Я утерял память, вместо нее обретя невосполнимый голод. Я забыл свой идеальный мир, оставшись здесь, в плену призыва.