Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942

Бегство из действующей армии, особенно с линии фронта, всегда считалось трусостью, но я утверждаю, что в реальных условиях для этого иногда нужно обладать особой смелостью.

Человек, охваченный страхом, побоится дезертировать с фронта. Слишком велик риск. Он знает, что его ждет неизбежная смерть, и не только в том случае, если его поймают, но и во многих других ситуациях. Дезертира повсюду ждет враждебное отношение людей, он обречен на одиночество. И это особенно верно, если он собирается

сбежать из действующей армии, а не просто сдаться врагу, как это сделали миллионы военнопленных (иногда вполне добровольно).

С линии фронта обычно дезертируют люди, которые не способны вынести ужаса бомбежек и артобстрелов или подвергаются издевательствам старших по званию, отчего и без того тяжелая служба становится для них невыносимой. Но я не боялся авианалетов, и надо мной никто не измывался. У меня была другая причина дезертировать, и вы узнаете о ней, прочитав эту книгу.

Бегство человека с театра военных действий ничем иным, как трусостью, не назовешь. Такой человек боится, что его убьют в бою. Но если дезертирует закаленный в сражениях солдат, не раз видевший смерть в лицо, то нелепо было бы назвать его трусом.

Я признаю, что с моральной точки зрения человеку, бежавшему с линии фронта, нет никакого оправдания, но тем не менее берусь утверждать, что это требует определенной смелости, иногда смелости безрассудной.

Я родился в Гамбурге в 1920 году, вскоре после окончания Первой мировой войны, в которой мой отец доблестно сражался в рядах германской армии и, удостоившись наград за свою храбрость, вернулся домой с искалеченной ногой. Я и все мое поколение росли детьми разгромленной и униженной нации.

Юношей я служил в немецком торговом флоте и пережил много приключений в открытом море и в далеких странах. Я дослужился до звания второго помощника капитана, но в 1939 году ушел с флота и, решив поискать приключений на суше, вступил в ряды вермахта. И я получил то, что искал, даже больше.

Доставка грузов в Польшу за рулем автомобиля – это одно, а высадка с парашютным десантом в Норвегии – совсем другое. Участвуя в разгроме и оккупации Бельгии, Голландии и Франции, я понял, что попал в компанию крепких парней. Заслужил в боях Железный крест 1-го и 2-го класса, был представлен к званию лейтенанта, разжалован в рядовые – и находил такую жизнь очень интересной.

Но, прибыв в феврале 1941 года в составе германского Африканского корпуса в Триполи, я понял, что настоящие приключения только начинаются. Так оно и оказалось. К моменту моего побега в июне 1941 года я был уже унтер-офицером и служил при штабе корпуса посыльным, разъезжая на броневике.

До этого и после мне пришлось пройти много трудных дорог, но африканский опыт оказался самым трудным. Я написал об этом книгу спустя 18 лет – на английском языке, который выучил после своего побега из германской армии.

Думаю, что мне нет нужды оправдываться. Факты говорят сами за себя.

Я встретил Бен Омара случайно. Это было в конце апреля 1941 года, и, как показали последующие события, эта случайность спасла мне жизнь.

В ту пору я служил посыльным в армии Роммеля. Однажды я ехал в своем броневике по дороге Виа-Бальбия и недалеко от форта Акрома, к западу от Тобрука, увидел стоящий на обочине грузовик итальянской армии. Позади него я заметил четверых мужчин, которые пинали ногами какой-то предмет.

Я сбавил скорость, частично из любопытства, но главным образом потому, что мне надоело ехать одному. Я решил перекинуться парой слов с представителями наших доблестных союзников (которые были единственными людьми, которых я встретил на этом отрезке пути), поскольку немного говорил по-итальянски.

Подъехав, я увидел, что итальянцы – сержант и трое рядовых – избивали плоскими сторонами своих штыков совершенно голого араба. Несчастный был прикован к заднему колесу грузовика наручниками, и итальянцы безжалостно избивали его в удушающем полуденном зное. Ударив пленника несколько раз, они прикладывались к бутылке красного вина.

Все они были сильно навеселе. Каждый из них держал в одной руке полупустую бутылку, а в другой – штык. Неподвижное голое тело араба, истекавшего кровью, лежало на песке лицом вниз.

– Viva Tedesco! (Да здравствуют немцы!) – крикнул сержант, когда я соскочил на землю.

– Come sta? (Как дела?) – спросил один из солдат.

– Molto bene (Отлично), – ответил я. Дела у меня и вправду шли хорошо.

– Выпьешь? – спросил сержант и протянул мне бутылку.

Я с радостью взял ее. В этом обжигающем зное никто не отказался бы от выпивки. Тлядя с любопытством на распростертое на песке тело, я спросил, кто это такой.

– Куча дерьма, – ответил сержант, ударив лежавшего тяжелым сапогом в бок.

Тот даже не дернулся – по-видимому, он уже умер.

– Воровал оружие и снаряды. Мы поймали его вчера на закате – он ехал на поврежденном бомбой грузовике мимо Акромы, – проворчал сержант и снова ударил ногой пленника, который на этот раз сложился от боли пополам. Увидев это, итальянцы весело рассмеялись. Меня же чуть не стошнило, когда я увидел их смеющиеся рожи.

– И что вы собираетесь с ним сделать? – спросил я, сделав еще один глоток из бутылки и отдавая ее сержанту.

– Да ничего особенного! – небрежно ответил тот. – Нам велели доставить его в тюремный лагерь в Дерне, но я сомневаюсь, что он туда попадет. Зачем попусту жечь бензин и тащить этого гнусного араба за две сотни миль, когда можно развлечься с ним, а потом сообщить, что он был убит при попытке к бегству. – И он глотнул вина.

Я попытался скрыть охватившее меня негодование, поблагодарил их за вино и сказал, что тороплюсь и мне надо ехать. Я забрался в свой бронеавтомобиль.

– Arrivederci! (До свидания!) – крикнули хором итальянцы.