Побег из Невериона. Возвращение в Неверион
Шрифт:
– Освободитель… – произнес офицер. – Часовой сказал, что задержал очередного контрабандиста, норовившего проехать через земли принцессы.
– Контрабандист? – Принцесса отставила кубок. – Что ему делать на моих землях? Я их сюда не пускаю…
– Может, это шпион, хозяин, – сказал Нойед. – Теперь их будут к нам засылать все чаще и чаще.
– Мы имели с ними достаточно дела, чтобы знать, как себя уберечь. Приведи-ка этого человека сюда, чтобы мы могли допросить его и подвергнуть сомнению. Но прежде, – проревел Горжик, поднявшись из-за стола, – я приказываю очистить
Солдаты, привычные, видно, к таким приказам, пришли в движение.
– Вас, принцесса, я тоже попрошу удалиться.
– Почему это? – недовольно спросила она.
– Если это шпион, ему не нужно знать, кто я.
Принцесса встала, захватив кубок.
– Не понимаю, к чему такая секретность. Мои отец с дядей вели свои кампании совсем по-другому.
– Я человек публичный, принцесса, а это значит, что люди наделяют меня определенными чертами и приметами. Нашему незваному гостю я предпочитаю показаться нагим, безоружным и неприкрашенным.
– Но…
– Солдат у нас так мало, что они вполне могут затеряться в покоях и коридорах вашего замка, но наш контрабандист уйдет отсюда, полагая, что у меня вовсе никого нет. Разве что часовой, который его схватил. Допустим, потом ему встретится человек, сражавшийся против нас; тот будет говорить, что у меня много людей, а контрабандист – что нет. В пылу спора один увеличит число моих солдат вдвое, втрое и вчетверо, а другой, даже и про часового забыв, начнет говорить, что я веду войну в одиночку. Я, принцесса, взял за правило никогда не присутствовать в тех местах, которые мне приписывает молва, и уж подавно не собирать там все свои силы. Эту стратегию я усвоил много лет назад, служа барону Альдемиру на юге. Чтобы сбить врага с толку, надо напустить побольше тумана.
– Но все-таки кое-где ты присутствуешь, – заметил Нойед.
– Что делать, времена нынче трудные, – хмыкнул Горжик. – Прошу вас уйти, принцесса, а вы, – он повысил голос, – пошли вон немедля! Ты, Нойед, останься.
– Да, хозяин.
С крыши капало. Контрабандист сгорбился, прижимая к груди мешок.
– Заходи давай! – Солдат пихнул его в спину. Он ухватился за стену – та крошилась под пальцами, словно высохший ил, – откинул занавеску и очутился в комнате, пересеченной косой балкой от пола до потолка.
Один человек сидел за столом у горящего очага, другой пристроился прямо на столе среди кружек, кубков и пергаментов.
Поняв, что его ведут к Освободителю, контрабандист подумал и почувствовал примерно то же самое, что при встречах на поляне и на мосту в Колхари. К любопытству, радости и предвкушению примешивались страх, недоверие и гнев на то, что его предали.
Теперь, памятуя о двух прежних встречах, он ни слова не произнес, думал и чувствовал нечто новое.
«Отныне ты войдешь в число тех, кто говорит, что их двое», – сказал он себе. Один большой, со шрамом через всю щеку, другой маленький, одноглазый, в рабском ошейнике. Хотя совсем недавно держался другого мнения.
Да и так ли это? Он прищурился, чувствуя себя далеко не таким растерянным, как в те два раза. Хорошо ли ты рассмотрел их при этом неверном свете или приписываешь двум этим людям напраслину, как школяр, украшающий своими каракулями стенку на Шпоре? Будь осторожен. Удостоверься. Ты знаешь больше многих других, но не позволяй своим познаниям тебя одурачить.
Большой встал и обошел вокруг стола – совершенно голый, не считая кожаной сетки на причинных местах. Волосы над ухом были заплетены в косу, перевязанную шнурком.
Маленький остался на месте, упершись острым подбородком в колени.
Контрабандист все так же щурился, пытаясь разглядеть их при свете пляшущего огня, но огонь и пристальное внимание только мешали ему.
У великана и впрямь шрам на щеке… а может, и нет…
У маленького один глаз моргает, а другой то ли отсутствует, то ли завязан, то ли это тень так падает…
– Ты – это он? – выговорил контрабандист.
– Кто, Освободитель? – засмеялся большой. – А сам ты как думаешь? Что ты видишь вокруг?
Контрабандист, водя глазами по сторонам, вскинул мешок чуть повыше.
– Где сотни его солдат? Где дюжины вестовых и писцов? Где шпионы? Где все его войско, с которым он освободил тысячи рабов, заставив трепетать саму малютку-императрицу с ее министрами? Признайся, что ты видишь всего лишь трех человек в пустом замке.
– Или только двух? – вопросил маленький с резким смешком. Большой говорил как колхариец, этот совсем иначе. – Ты не видишь никого. Ни единой души. – Ошейник на нем точно был. – Это лишь иллюзия – так безымянные боги принимают порой человеческий облик. И замка, где ты будто бы стоишь, тоже нет. Это прихотливый ночной туман в какой-то миг принял форму человека, которого кое-кто называет Освободителем, и замка, и часового, который якобы привел тебя в этот замок. И я, говорящий эти слова, тоже тебе примерещился. Тебе лишь кажется, что перед тобой Освободитель – это морок, туман, колдовство осенних ночей…
Большой поднял руку, и маленький тут же умолк.
– О чем ты хочешь спросить меня? Хочешь знать, кто я? Где ты находишься? Что с тобой будет дальше? Говори же. Мы, создания осенних ночей, не такие уж страшные.
Контрабандист, набрав воздуху, перехватил мешок одной рукой, а другой указал на стол.
– Эти… эти кожи. – Только они и казались вещественными в этом чертоге. – На них пишут, не так ли?
Большой кивнул. Так шрам это или тень?
– Ты умеешь читать?
– Умеет, умеет, – хихикнул маленький. – Не то что я. Верно?
– Нет, – замотал головой контрабандист.
– Совсем не умеешь? – Большой подступил ближе, сощурив зеленые глаза. – Бьюсь об заклад, ты можешь разбирать знаки, изображающие женские детородные части, мужское семя и кухонную утварь, что испокон веку выцарапывают на городских стенах – я слышу по твоему говору, что ты долго жил в Колхари.
– Да, – соврал контрабандист. – Их я знаю. – На миг он перенесся в тот жаркий полдень, когда его друг писал эти знаки палочкой в грязи на берегу Кхоры, пытаясь хоть чему-то его научить.