Побег из Шоушенка
Шрифт:
Я зажег сигарету и спросил:
– Ты хочешь сказать, ты застраховался от неожиданности?
– Да, я подготовился к урагану. Я знаю, как скверно он выглядит. У меня было мало времени, но во все отведенное мне время я действовал. У меня был друг, единственный человек, который остался со мной. Он работал в инвестиционной компании в Портленде. Шесть лет назад он умер.
– Жаль.
– Да. – Энди отбросил окурок. – У нас с Линдой было что-то около четырнадцати тысяч долларов – не много, но кое-что. Однако, черт, мы были молоды и ни о чем не думали. Но когда начался ураган, я принялся
– Они заморозили твой счет?
– Я был обвинен в убийстве, Ред, а не мертв! Невозможно заморозить имущество невинного человека. И слава богу. А это все было еще до того, как меня обвинили в преступлении. У нас с Джимом, тем моим другом, было немного времени. Я все быстро скинул по дешевке. Конечно, много проиграл на этом. Но тогда у меня были другие, гораздо более серьезные поводы для волнения.
– Да, пожалуй.
– Когда я попал в Шоушенк, все это оставалось в целости. Как и теперь. Там, за этими стенами, живет человек, которого никто никогда не видел в лицо. У него есть карточка социальной безопасности и водительские права, полученные в Мэйне. А также свидетельство о рождении на имя Питера Стивенса. Превосходное имя, не правда ли?
– Кто он? – спросил я. Похоже, я знал, что ответит Энди, но не мог в это поверить.
– Я.
– Не станешь же ты говорить мне, что у тебя было достаточно времени, чтобы получить фальшивые документы, пока над тобой трудились копы. Или что ты оформил все это, находясь на судебном разбирательстве.
– Нет, этого я утверждать не стану. Мой друг Джим оформил все за меня. Он начал действовать после того, как отклонили мою апелляцию. Основные документы были в его руках до 1950 года.
– Он должен был быть тебе очень близким другом, – сказал я.
Не знаю, какой части из всего этого я поверил – всему, половине или же вовсе ничему. Но денек был теплый, солнце ясно светило, и все один черт – это была занимательная история.
– Ведь весь этот расклад на сто процентов нелегален.
– Он был близким другом. Мы вместе воевали. Франция, Германия, оккупация. Он был хорошим другом. Он знал, что в этой стране сделать фальшивые бумаги, хоть и нелегально, легко и безопасно. Он взял мои деньги, все налоги на которые были выплачены так тщательно, что IRS было просто не к чему придраться. И вложил их на имя Питера Стивенса. Это было в 1950 и 1952 году. Сегодня по приблизительным расчетам там триста семьдесят тысяч долларов.
Наверное, у меня отвисла челюсть, потому что Энди улыбнулся, глядя на меня.
– Если я не умру здесь, возможно, у меня будет семь или восемь миллионов, «роллс-ройс» и все, чего я ни пожелаю.
Ладонь его зачерпнула новую пригоршню камешков.
– Я надеюсь на лучшее, готовлюсь к худшему, и ничего, кроме этого. Фальшивое имя предназначено для того, чтобы сохранить этот маленький капитал. Просто я перестраховывался и заранее выносил свои пожитки из дому. Но, к сожалению, я не знал, что ураган будет продолжаться так долго.
Я некоторое время молчал, пытаясь осознать, что этот невысокий худощавый человек
– Значит, ты не придуривался, когда говорил, что можешь нанять адвоката, – наконец вымолвил я. – За такие деньги можно пригласить Клеринса Дерроу, или кто там сейчас самый крутой вместо него. Почему ты до сих пор этого не делаешь? Ты бы вылетел из этой чертовой дыры как пуля.
– Не совсем так, – ответил Энди, слегка улыбаясь.
– Хороший адвокат вытащит Томми Вильямса из Кетмана и заставит его говорить, хочет тот или нет. Твое дело возобновят, ты наймешь частных сыщиков для поисков Элвуда Блейча и смешаешь эту суку Нортона с дерьмом. Почему бы нет, Энди?
– Потому, что я сам себя перехитрил. Если я когда-нибудь попробую наложить лапу на деньги Питера Стивенса, находясь здесь, я потеряю все до цента. Это мог сделать Джим, однако он мертв. Видишь, в чем проблема?
Я видел: эти деньги так много могли дать Энди, но получалось так, будто они принадлежат другому лицу. И если отрасль, в которую они вложены, придет в убыток… Все, что остается Энди – наблюдать за курсом акций на страницах «Пресс-геральд», будучи не в силах сделать хоть что-нибудь. Хреновое положение, скажу я вам.
– И еще тебе кое-что скажу. Ред. В городке Бакстоне есть скошенный луг. Ты же знаешь, где находится Бакстон?
Я знал.
– Вот и хорошо. В северном углу лужки расположен большой камень, на котором выбито стихотворение Роберта Фроста. Около основания большого камня расположено вкрапленное в него вулканическое стекло, которое до сорок седьмого года было моим пресс-папье. Джим вставил этот камешек в большой валун на лугу. Под ним лежит ключ от депозитного ящика в Портлендском банке.
– Ну и попал же ты в переделку, – сказал я. – Когда умер твой друг, IRS вместе с исполнителем его завещания вскрыл все депозитные ящики.
Энди улыбнулся:
– Все не так плохо. Мы позаботились о такой возможности. Ящик зарегистрирован на имя Питера Стивенса, и каждый год компания юристов, являющаяся исполнителем завещания Джима, посылает в банк чек. Рента вносится исправно. Питер Стивенс находится в этой коробке, и рано или поздно он выйдет наружу. Водительские права просрочены на шесть лет, потому что Джим умер шесть лет назад, но ничего не стоит восстановить их за пять долларов. В коробочке также расположены биржевые сертификаты и два десятка тысячедолларовых облигаций.
Я присвистнул.
– Питер Стивенс надежно заперт в ящике портлендского банка, а Энди Дюфресн еще более надежно заперт в Шоушенке. Вот ведь в чем проблема. А ключ, которым можно открыть ящик с документами, деньгами и новой жизнью, находится под черным стеклом на Бакстонском лугу. Скажу больше, Ред, последние двадцать лет я с необычайным интересом проглядывал газеты, выискивая в них все новости, касающиеся новых строительных проектов в Бакстоне. И в один прекрасный день, подозреваю, мне придется прочитать, что через луг проложили магистраль или начали строить там новый госпиталь или универмаг, похоронив мою новую жизнь под десятью футами бетона.