Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти
Шрифт:
– Госп… Стивен… Ради бога, в эту область, я умоляю вас…
– Не лезть?
– В общем… да.
– Не буду. Я коснусь краешком смежной, той, что связала нас с вами. Хорошо?
– Я слушаю.
– Я открытым текстом объяснил вам, что мне не жалко денег для избавления вас от бед и затруднений, которые могут приключиться с каждым человеком. Так же открытым текстом объясняю вам, что нужды этого любого-каждого человека мне по барабану. А ваши и вашей дочери Анны – нет. Некие социальные условности, ставшие частью вашей личности, протестуют против того, чтобы сомнительный полузнакомец дарил вам большие деньги… Я что, неадекватно понимаю?
– Н-нет, но… неординарно излагаете свои мысли… Простите…
– Форма не важна, не в Версале. А с вами можно говорить
– Вы имеете в виду…
– Да. Фонд этого… Коррады… подождет, пока вы из своих дивидендов рассчитаетесь с долгами и сможете питать их лично от себя, но не от меня. Логично?
– Да.
– Не ломаю ли я таким образом вашу личность?
– Нисколько. Вы правы, Стивен. И вы очень добры к нам, хотя, признаюсь, мне не по себе, когда вы так сверлите меня своим взглядом.
– Это от восхищения, Луиза, вы ведь так красивы. Могу ли я считать, что финансовые вопросы нами утрясены?
– Н-не знаю… Мне надо немного подумать…
– А чего тут думать? Хорошо, дополню еще один пункт. Если в дальнейшем вы ощутите или увидите некие (не знаю какие, да это и не важно) неприемлемые условия для вас, для Анны или для памяти Джо, наш устный договор моментально расторгается вами. Подходит?
– Боже мой! – Луиза натянуто улыбнулась. – Мужчины вроде вас несколько напоминают троглодитов, те тоже очень резко и быстро вели дела…
– Это всегда плохо?
– Пожалуй, нет.
– Значит, по рукам?
– По рукам. Спасибо вам, Стивен, огромное, за то, что вы для нас сделали… Мы с Анной всегда…
– Стоп, стоп. Вы уже прощаетесь? Мы закончили только финансовую часть. Сидите, прошу вас… Приступаем к следующей…
– И что же еще? – Луиза напряглась, стряхивая эйфорическую расслабленность. Естественно, бесплатных тортов не бывает. Неужели он вознамерился…
– Вы – сильная женщина. Нищеты никогда не знали, а в финансах разбираетесь не настолько сильно, чтобы реально ощутить наперед последствия бедности, в которой чуть было не оказались. Тем не менее – вы плакали и помногу, вы были в отчаянии, как будто, извините за невольный цинизм, ваш муж Джо Малоун помер еще раз. В чем дело? Ну не в деньгах же?
Луиза непроизвольно стиснула сумочку, едва не сломав об нее ногти. Еще секунда – и она разревется как корова перед этим Лареем. Его первобытная беспардонность вызвала одновременно и досаду, и внезапное желание довериться… О боже, платок в сумочке… Нет, нет, немыслимо заплакать – макияж потечет.
– Я… я… – голос Луизы дрожал.
– Анна? Я правильно угадал?
Плотину прорвало… Сотрясаясь в рыданиях, Луиза с пятого на десятое рассказывала о себе и о дочери, прихлебывая из нелепой кружищи невесть откуда взявшийся чай. Гек сидел перед ней, руки в замок, наклонив голову и сосредоточенно глядя в пол. Все, что ему требовалось, – это вовремя подбрасывать реплики: «…а она?… а вы?… а врачи?… а когда?…» Луиза всерьез опасалась за рассудок дочери: перенести такое горе в переломном возрасте… Утрата отца – горе, но так или иначе – неизбежное, годы залечат рану, а память с теплотой и любовью сохранит его образ, но вот пожизненная инвалидность… Анна ведет дневник, и Луиза не выдержала однажды и почитала… Девочка поняла для себя, что навеки лишена любви, счастья и здоровья. Заявила, что в школу не пойдет и учиться отныне ей незачем. Дочь размышляет о самоубийстве, серьезно обдумывает, как наложить на себя руки, но чтобы без мучений… И за нее просто страшно, потому что Анна умна, упряма и решительна. Если она действительно задумала такое – за ней не уследить… И как объяснить, что следует жить, несмотря на беду, когда и ей самой жизнь в обузу… Луиза однажды показала ребенка Мастеру, Леонардо Корраде… Он объяснил, что происходит с дочерью и с нею, но для позитивного результата нужны регулярные занятия… Анна же демонстративно, из каприза, отказывается от помощи человека, который… Он мудр и пресветел, и он в силах ей помочь, но только если она сама будет к этому готова. А несчастная девочка хочет умереть. Если это случится, то и ей жить незачем. Каждый день, каждый час она боится за Анну, извелась, не спит ночами… Сколько так можно выдержать…
Гек не умел утешать плачущих. Он похлопал ее по спине, предложил еще чаю, но Луиза уже взяла себя в руки, вытерла слезы, достала из сумочки зеркальце, какой-то карандаш, помаду…
– Красьтесь, Луиза, я не смотрю. А вот что я хочу вам предложить. Завтра, если вы не против, хочу зайти к вам в гости, ведь не был никогда. Раньше дела мешали и обстоятельства, а теперь, кроме вашей доброй воли, препятствий к этому нет. Мне иногда доводилось общаться с неблагополучными детьми, и вроде бы общий язык мы находили. Правда, только с пацанами, насчет девочек – нет опыта, но девочки – тоже люди. Если не получится, то ведь положение от этого хуже не станет, верно? Но вам решать, я не набиваюсь.
– Нет, ну что вы, Стивен, я вовсе не против… Завтра к семи вечера вас устроит? Я отпущу сиделку и познакомлю вас с Анной. Но, ради бога, Стивен, не сердитесь, если она… Знаете, она добрая и очень душевная девочка, но… Понимаете, подростковый эпатаж, капризы…
– Нормально. Ни при каком раскладе я на нее не рассержусь. Я же понимаю…
– Я приготовлю ужин. Вы можете прийти… не один. Хотите, я кого-нибудь приглашу?
– Не хочу. Приду один, а посторонних нам не надо. Это не светский раут, но продолжение сегодняшней встречи. Опять же еды на каждого больше достанется. Джо очень любил питаться дома, а ведь слыл гурманом… Шучу. Не надо посторонних. И еще. Ваши дела более-менее улажены, однако официальные живые деньги пойдут в домашний бюджет не вдруг, а в положенные календарные сроки. В этом пакете двести тысяч пятисотенными. Это уже не заем, просто подарок. Мне не составило бы труда выдумать историю о долге или взятии на сохран, или о забытой доле в некоем деле, но – не хочу попусту кривить душой. Дарю от сердца, примите от сердца. Это и вам, и Анне. Откажетесь – я к вам в гости не приду. Берите же, иначе всем расскажу, что вы тут плакали и некрасиво вытирали нос платком. И еще: сейчас мы с Фа… Джефом подкинем вас к дому, поскольку он завтра занят, а я пока дороги не знаю. Или вы не домой отсюда?… Разумеется, хотя сквозь сумочку не видно. Домчим быстро и аккуратно, охраняя по дороге. Готовы? Зайти никуда не надо? В умывальник там?… Тогда берем Джефа, выходим к мотору и поехали.
Настал вечер следующего дня. Гек долго думал, во что ему одеться, но дальше белой рубашки без галстука и черной пиджачной пары его фантазии не пошли. Но без галстука он смотрелся неважно, «неустроенно», особенно глупо выглядела гипюровая рубашка… Гек заменил ее на другую, полувоенную цвета хаки, скривился, глядя в зеркало, и снял пиджак, поскольку все равно не собирался брать с собой оружие. Стало гораздо лучше. Но теперь все дело портили отутюженные шерстяные брюки… Гек натянул купленные намедни «ливайсы» – и все стало на свои места. Тут и ботинки смотрелись как надо, а их Гек менять на что-либо другое не собирался, по «Черному ходу» только в них и можно рассекать без хлопот…
…Анна заявила матери, что не собирается знакомиться ни с каким Лареем, что ни в каком ужине принимать участия не собирается и что она хочет только одного: чтобы ее оставили в покое… Но все же ей стало любопытно: кого это мама ждет с таким волнением… Вернее, мама нервничала, это не походило на радостную взвинченность перед любовным свиданием. Вот и хорошо. Мама говорит, что Ларей – старинный приятель ее отца. Что-то она никогда не слышала об этом приятеле… Если мама хитрит, то совершенно напрасно, она уже не малышка пяти лет от роду…