Побег в прошлое
Шрифт:
– Демагог.
– Нет, я прагматик, – не согласился Никита.
– Я не могу убивать Старого и Удалого. Зарок дал. Когда, после покушения на Удалого, у меня отказала нога, Ждана отвела меня в Спасо-Преображенский собор в Чернигове. Ну… В общем, я исповедовался, а потом дал зарок стрелять только в ответ, – нехотя объяснил Олег Никите причину отказа.
– Давай винтовку. Я сам их перестреляю. Чистоплюй.
– Не дам.
Поход на Литву не задался с самого начала. Литовцы не хотели сражаться, уходили в леса. Нападали на
Очередной совет глав союзнических войск напоминал не встречу друзей, а ругань перед дракой. Обвинения сыпались со всех сторон. Все были недовольны, никто не получил того, что хотел. Даже Никита, который с самого начала, бросил завоевывать Литву, и начал грабить. Он собрал огромный обоз. Зерно, мед, коровы, овцы, много рабов, совсем мало лошадей. Кочевники Никиты знали свое дело. Обоз отправился в Чернигов. Союзники были возмущены. Все, кроме Минска. Минскому княжеству, опустошенному в бесконечных распрях с Киевом и Полоцком, требовались люди. Никита договорился с Минском о продаже ему всех рабов оптом. Женщины стоили корову, мужчины шли по цене лошади.
В Литве делать было больше нечего. Страна была разграблена. Сражений, где можно было проверить состав войск, не предвиделось. Новгородцы откололись и двинулись грабить запад страны. Никита собрал полки и отбыл восвояси. За ним двинулось минское войско.
Через два дня у остатков союзников начались неприятности. Литовцы, как тараканы, выползли из всех щелей и набросились на разрозненные части захватчиков. Только Удалой успел отойти без потерь.
Князь Старый пересек границу черниговского княжества через десять дней после отъезда из Любеча. Войска уже ждали его на границе в полной готовности. Неожиданности для Старого начались сразу.
То, что поперек Десны, сразу за границей княжества, сооружен плетень, Старый знал. Купцы рассказывали, смеялись. Оно и понятно, что любому смешно. Поперек реки плетень, справа и слева долина реки. Заливной луг, озера, старица. Снега в этом году выпало мало, немного объехал, и снова по накатанной речной дороге скачи, ничего не помешает.
Этот плетень войска Старого не могли миновать целый день. Плетень был залит водой. Стрелы его не пробивали. Высоты он был в два человеческих роста, лошади перепрыгнуть его не могли.
Попытка пустить берегом Десны конный отряд закончилась для киевлян печально. Весь берег оказался утыкан острыми колышками, припорошенными снегом. Сгоряча, в атаку двинулась пехота. Но со стороны Чернигова ловушки на берегу отсутствовали, и кавалерия легко отгоняла пехоту назад. Старому пришлось воспользоваться услугами панцирной пехоты. Её у князя было не так много, всего около тысячи. Основную мощь киевлян составляла конная дружина, почти пять тысяч воинов. Двадцать пять тысяч ополчения Старый за войска не считал. Не считал их за войска и Олег.
Две сотни панцирной пехоты легко обошли плетень по берегу, и уже были готовы атаковать лучников
Мерзлая земля начала дрожать, как при землетрясении. Из-за небольшого пригорка показались головы всадников, потом головы лошадей. Двойная цепь рыцарской конницы приближалась к панцирной пехоте Киева. Те оказались не готовы к атаке, не смогли перестроиться, а главное, не имели копий.
Громадные лошади, в броне. Двухметровые всадники с длинными копьями, в латах. Гул стоял такой, что не было слышно соседа в строю.
Пронзительный, противный звук трубы разорвал грохот конной атаки. На берегу выросла цепь такой же, как у Киева, панцирной пехоты. Но с копьями в два ряда. Через мгновение конная лава накатилась на киевских пехотинцев, и две сотни панцерников перестали существовать. Тяжелые, медлительные, они не успели отступить.
Князь Старый не мог поверить. Пять сотен черниговцев не дают тридцатитысячной армии перейти границу. Смешной плетень. Колышки на берегу. Это препятствие для трусов.
Ближе к вечеру злополучный плетень был преодолен. Черниговцы дождались затишья и отступили. Киевляне открыли ворота. Армия двинулась вперед. Через два часа показался совершенно целый, брошенный жителями поселок. Высокий частокол, многочисленные деревянные дома, стоящие тесно друг к другу. Соломенные крыши. Всего одни, узкие ворота.
Никто из киевлян не задал себе вопрос, почему черниговцы, отступая, не сожгли поселок.
Поселок загорелся среди ночи. Одновременно со всех сторон. Соломенные крыши всегда горят ярко, особенно ночью. Но раньше никто не видел, чтобы жидкий огонь выплескивался в стороны огненными струями. Никто из тысяч, заночевавших в поселке, не смог спастись. Зарево от пожара было видно далеко. Наутро только пепел гулял по поселку. Ветер поднимал его высоко в воздух. Неприятная гарь долго напоминала киевской армии о ночной трагедии.
Еще два дня Олег отрабатывал на армии Старого свои ловушки. Утром третьего дня Олег первый раз применил гранаты. Коробов поставил ему пробную партию. Наконец начала получаться селитра. Плохая, низкого качества. Валентин произвел около ста килограмм пороха, и изготовил около двухсот гранат. Точнее бомб. Мешочки с порохом обвязали обрезками железа, снабдили запальным шнуром. Приспособили мощный арбалет для стрельбы гранатами. Дальность, сто метров, устраивала Олега вполне.
Олег соорудил ловушку, очередной плетень поперек реки. Защищать его Олег не стал. Он дождался, когда перед ловушкой скопится большое число войск. Около тысячи человек успели миновать ворота и двигались вверх по реке. Три сотни тяжелой кавалерии атаковали их с трех сторон. Киевляне отступили до самого плетня. И тут наступил ад.
Два десятка арбалетов, установленные на санях, успели выстрелить по три-четыре раза. Гранаты взрывались и на льду и в воздухе.
Грохот, пламя, ужас и смерть. Казалось, атакуй сейчас черниговский князь, и киевляне побегут. Но Олег приказал отступать.
На севере, в Карачеве, дела обстояли гораздо хуже. Военной агрессии не было, княжество наводнили разбойничьи отряды, из Москвы, Рязани, Смоленска, Новгорода и Пскова. Без всякой национальной принадлежности. Но особенно много кочевников. Всех вместе их было не так много, вооружены они были плохо. Но кто-то это всё организовал?!