Побег
Шрифт:
Глядя на эту мрачную сюрреалистическую картину даже через узкую щель, Кальтер едва сдерживался, чтобы не блевануть от отвращения. Десятки склизких тварей тухло-яичного цвета баламутили воду, хаотично носясь по залу, мотая хвостами, клокоча и огрызаясь друг на друга. Примерно так вели бы себя, наверное, собранные в тесном бассейне голодные крокодилы. Которые еще не начали пожирать один другого, но были уже на грани этого.
Аномалия, которой следовало также располагаться на возвышении — а иначе здесь не осталось бы воды, — была отсюда не видна. Но сама по себе она Кальтера не интересовала. Он не собирался прыгать в нее, надеясь, что его зашвырнет не в мир земноводных чудовищ, а в более приятное место. Прежде всего для этого был нужен или комбинезон «серых», или
— В такую узкую щель нам электрический кабель не пропихнуть, — рассудил Эйтор и поежился. Но явно не от вида чудовищ, а от болезненного воспоминания о том, как его самого едва не прикончили электротоком. — Вернее, пропихнуть-то мы его пропихнем, только совсем недалеко. А до воды отсюда метров десять, если не больше. Придется открывать дверь, чтобы дотащить кабель до места, но как это сделать, если…
Рамос запнулся на полуслове. Очередная тварь выскочила из воды на ведущую к лифтам лесенку, и наблюдатели были вынуждены отпрянуть от щели. На их счастье, монстр не хотел тереться голым брюхом о железные ступеньки и почти сразу же вернулся в более приятную для него воду. Тем не менее не было гарантии, что следующая сунувшаяся сюда гадина не учует прячущихся поблизости людей. А учуяв — не заверещит и не привлечет к ним одного из гигантов-броненосцев, чьи зловещие силуэты Кальтер и Эйтор могли разглядеть в полумраке.
Приходилось соблюдать крайнюю осторожность и быть готовыми в любой момент вновь запереть двери. Это вряд ли остановит гиганта, но в шахте хотя бы имелся выбор, куда сбежать. Вернее, не куда — все здешние пути для бегства вели наверх, — а каким способом. На дне шахты искатели могли допрыгнуть до многих спускающихся сюда кабелей и потом взобраться по ним на недосягаемую для монстров высоту.
— Если понадобится, и дверь откроем, и кабель до воды дотащим, — пообещал Обрубок, пусть даже в действительности этот план не вызывал у него восторга. — Но это лишь в самом крайнем случае. А пока наша с тобой задача — это сидеть и ждать. Больше ничего.
— И чего же мы ждем, сеньор? — Рамос поглядел на него так, словно гадал, не спятил ли компаньон после того, что здесь увидел. Впрочем, знай он, сколько всякой чертовщины повидал Кальтер за последние годы, скепсиса во взгляде Эйтора заметно поубавилось бы.
— Чего я жду? — Куприянов хмыкнул и возвел очи горе. — Тебе, случайно, не доводилось читать русского писателя по фамилии Горький?
— Нет, у нас в Чили такого в школах не проходят. — Эйтор помотал головой. Хотя Обрубок и так подозревал, что вряд ли напарник его удивит и даст на этот вопрос положительный ответ.
— Этот самый Горький написал одну песню, — продолжал Кальтер. — Или, скорее, не песню, а что-то похожее на стихи без рифмы… Короче, не суть, неважно. Вещь эта на самом деле очень известная и называется «Буревестник»…
— Знаю: буревестник — это такая большая морская птица, — не преминул блеснуть эрудицией далекий от русской литературы Рамос.
— Ну да, она самая, — кивнул Обрубок. — У Горького эта птица тоже летает, кричит и предвещает бурю: «Буря, скоро грянет буря!.. Пусть сильнее грянет буря!..» Почему вдруг мне это вспомнилось? Да просто я, как та птица, тоже предвещаю тебе скорую бурю. Предвещаю и жду ее. Только она поможет нам решить нашу проблему ценой наименьших усилий. А если нам повезет, то вообще без усилий.
— Вы про бурю, которую хочет устроить Штернхейм? — догадался Эйтор.
— Само собой, про нее, а про какую еще? — подтвердил Куприянов. — Предсказывать обычную погоду, сидя под водой в железном ящике, я не умею.
— И чем нам помогут Дикие Гуси? Ведь они наверху, а мы здесь. Даже если Штернхейм вышлет сюда отряд, для этого ему сначала надо захватить в тюрьме власть. То есть мы можем сидеть и ждать помощи
— Не будь пессимистом. Все гораздо проще, чем ты думаешь. Отто — умный и хитрый сукин сын. Он не рассказывал мне о своих планах, но я знаю, как он поступит, когда его конспирацию раскроют и на «Рифте» разразится шум. Я и сам точно так же поступил бы на его месте — открыл бы все двери, ведущие на нижние уровни. Не забыв, разумеется, увести свою банду оттуда подальше. Ну а что случится потом, ты и сам догадаешься.
— Пресвятая Дева Мария! — При взгляде на беснующихся тварей Эйтору не составило труда вообразить дальнейшее развитие событий. — Да если вся эта свора бросится на шум, что же тогда начнется наверху?
— Наверху — ничего хорошего, — согласился Кальтер. — Зато у нас станет гораздо спокойнее. Как только вы с Аньелло и Маринеску устроили стрельбу на пятом уровне, все гады с четвертого моментально рванули в вашу сторону. А ведь вы стреляли из автоматов с глушителями. Поэтому представь, как всполошатся твари, когда наверху разразится настоящая война. Больше них обрадуется только Штернхейм, для которого они станут могучими союзниками. Вдобавок это еще больше усугубит хаос, что Отто, безусловно, выгодно. Впрочем, если нам повезет с пакалями, мы туда и не вернемся. Зачем, если можно будет прямо отсюда перенестись в какое-нибудь более приятное место. Например, к тебе на родину, в Чили.
— Почему вы в этом так уверены, сеньор?
— Насчет Чили я, конечно, преувеличил, но подобные фокусы мне раньше уже удавались. И я не вижу причины, почему это не удастся сейчас…
Кальтер лукавил. На самом деле не было гарантии, что пакали сработают в точности так, а не иначе. Или вообще сработают — в последний раз, когда он ими пользовался, они дали осечку. Но теперь, когда Обрубка и артефакты, возможно, разделяли считаные шаги, приятно было помечтать о том, что его ждет та награда, на которую он замахнулся. И ради которой отказался пойти с Дикими Гусями учинять погром и хаос. Что, не исключено, дало бы Куприянову больше шансов выбраться на свободу. Или сложить голову на пути к ней, хотя этот вариант его категорически не привлекал.
Пусть геройствуют и идут грудью на баррикады идеалисты Факельщики или доблестные Синие Одеяла. Перспектива пролить кровь за свободу их возбуждает и приводит в восторг. А лично Кальтер не видел ничего зазорного в том, чтобы пустить этих героев впереди себя. И тоже затем пойти к свободе, но уже перешагивая через их трупы. И где здесь несправедливость? Те же Факельщики постоянно отравляли Куприянову жизнь, вставая у него на пути к его целям. Которые, надо заметить, вовсе не препятствовали целям Факельщиков. Так что пора бы Обрубку взыскать с них компенсацию за причиненные ему неудобства. Честная сделка, с какой стороны ни посмотри. Недруги Куприянова станут расплачиваться по счету, даже не зная, что делают это. А значит, и претензий ему они тоже не предъявят.
— Вы не сказали, как долго нам сидеть и ждать этой самой бури, — напомнил Рамос, снова выглянув в щель и убедившись, что в зале ничего не изменилось.
— Могу поспорить, она разразится в течение ближайшего часа, — прикинул Обрубок. — Если честно, Штернхейм меня удивил. Я не предполагал, что ему удастся так долго сохранять конспирацию. Разгуливать с оружием под носом у охраны два с лишним часа — достижение, которое можно записывать в Книгу рекордов Гиннесса.
— Возможно, их уже схватили, и мы вообще зря ждем, — предположил Эйтор. Такой исход «гусиной» авантюры его вполне устроил бы, поскольку он еще толком не определился, что для него выгоднее: слинять отсюда вместе с Кальтером и заполучить в награду артефакты или все-таки отнести их Ковачу. Было очевидно, что у Рамоса нет опыта и связей, чтобы бесследно скрыться с пакалями от своего бывшего начальника. Но и отдавать ему это богатство чилиец тоже не желал, ведь после гибели Аньелло и Маринеску оно стало принадлежать Эйтору единолично. Обрубок догадывался, какие терзания тот сейчас испытывал. И во сколько раз они усилятся, если его эфемерная мечта вдруг станет явью.