Побег
Шрифт:
– Правей бери, – скомандовал Костя, шагавший с рогатиной сзади. – Там тропинка есть, как раз нам до полянки. Смотрю я на тебя: тощий ты, как больной! Значит, не впрок вам идет человечина-то?
– Не впрок, – согласился Максим, прикидывая, когда лучше пуститься бегом.
Бежать было некуда, но что еще ему оставалось делать? Не ждать же, пока Костя разведет свой костер и станет мучить его до самого полудня, в память о своем проклятом братце! Лучше побежать и получить рогатиной в спину. Вот только как заставить Костю себя убить? Он сытый, в удобной крепкой обуви, бегает быстро. Справиться с таким, да еще имея связанные за спиной руки, совершенно невозможно. Он увидел тропинку. Этих мест Максим совершенно не знал: заходить на чужую территорию всегда строго запрещалось. Поэтому понятия не имел, что находится за этим Ведьминым языком – вылезшим на луга куском леса. Если бы можно было выбежать к Осотне… Максим представил себе, как прыгает в воду и вдыхает ее, а потом остается в реке, бледный и распухший. Это было так противно, что он закашлялся.
– Простыл, что ли? – участливо осведомился Костя. – Ничего, сейчас я тебя согрею. Ты простыл, наверное, когда зимой вокруг костра ползал да из лука в Мишку целился. Что тебе сделал мой Мишка?
– Глазастый был слишком! – в рифму ответил Максим и тут же пожалел: удар тупым концом рогатины сбил его с ног.
От падения снова проснулась боль, притупившаяся было от прогулок босиком и почти голым. Максим с трудом поднялся и обернулся к своему палачу.
– Ну что тебе до Мишки? Сам сказал, что не вернуть его! Не будь дикарем. Убей меня по вашему закону, и забудь! Из кожи можешь куртку сделать.
– Насчет куртки – это ты хорошо придумал! – Костя заулыбался. – Точно! Значит, надо с тобой поосторожнее. Но быстро умереть и не мечтай. Вашим бабам знаешь, как от наших достается? Потому что повинны в смерти их мужиков. Мы не как вы живем, у нас все по закону, понял, людоед?
– У нас тоже было по закону, а стало сам знаешь как! – огрызнулся Максим. – И вы к тому же идете! Не просто убиваете, а мучаете. В старом мире так не делали!
– Много ты знаешь! – замахнулся на него рогатиной Костя. – Иди вперед!
– Не пойду! – разозлившийся Максим сел на тропинку. – Что ты мне сделаешь? Убьешь?
Костя с минуту разглядывал худого бунтовщика, потом не спеша зашел сзади. «Только не по голове!..» – успел подумать Максим и второй раз за сутки потерял сознание. Приходить в себя он начал, еще когда Костя тащил его за ноги к полянке. Во рту был какой-то незнакомый привкус, в глазах двоилось. Руки больно подвернулись, и Максим со стоном перевернулся на бок.
– Не любишь ты своими ногами ходить, людоед. – Костя подтащил его к пню, стоявшему посреди небольшой полянки, и сноровисто привязал к проросшему на нем молодому деревцу. – Вот так, осмотрись. Тут ты и помрешь.
– Что б ты в мута до заката обратился… – проворчал Максим, борясь с головокружением. – Я до полудня умру, а ты так и будешь жить в страхе! Мучиться тут, бояться, что обратишься в мута каждую секунду! Каждый раз, когда к кому-нибудь повернешься спиной, тоже будешь мучиться! Будешь работать с утра до ночи, мерзнуть и недоедать, и знать, что раньше все было не так, только старый мир уже никогда не вернется, и ты так и сдохнешь в этом! А еще будешь смотреть, как дичает твоя община, день за днем, год за годом, и однажды сам станешь дикарем! Ты еще попробуешь человечины, если надолго меня переживешь!
– Может, и так, – неожиданно спокойно ответил Костя, не спеша собирая хворост по краям полянки. – Что ж, наверное, поэтому я и не хочу тебя быстро убить. Помучайся напоследок, раз уж мне придется страдать. Мишка не сразу умер. Он кровью истек на морозе. То есть замерз за несколько минут, понимаешь? Знаешь, он был славным мальчишкой. Другие мелкие какими-то дураками растут, с каждым поколением все глупее. А Мишка был умным.
Костя сложил костер перед Максимом и, ловко орудуя припасенной жилкой, начал тереть палочку о кусок коры. Дымок появился почти сразу.
– Он от холода умер, а ты умрешь от огня, – решил Костя, осторожно разжигая тонкие, прозрачные березовые «лепестки», ободранные с деревьев. От них вскоре занялась и сама береста. – Думаю, это правильно. Не знаю почему, просто думаю так.
– Я ведь не виноват, что убил твоего брата… – Максим почувствовал жар и рванулся в тщетной попытке разорвать ремень. – Так вышло. Или я бы замерз насмерть.
– Вот, не захотел замерзнуть насмерть, теперь будешь жариться до смерти! – восторжествовал палач. – Вот почему я решил, что это правильно!
Максим постарался успокоиться. Глупо впадать в истерику, кричать и молить о пощаде – все это у него впереди. Сейчас, пока еще не началась самая последняя и самая страшная часть его жизни, нужно попытаться найти последний шанс. Но мысли прыгали, словно потревоженные лягухи: «Почему ты не ушел прошлым летом?! Почему сел на тропинку, а не побежал?! Зачем вчера послушался Вальку и ввязался в эту историю с Аллой и Машиным хлебом?!»
– Костя! – Максим кричал, скорее чтобы заглушить осуждающие голоса в своей голове, а не привлечь внимание озёрца. – Костя, подожди! А что, если ты не останешься здесь, всю жизнь бояться и ждать неизбежного конца? Все можно изменить! Костя, давай уйдем отсюда, поищем другой судьбы! Обращение в мута или смерть – все это от нас никуда не денется!
– Ну да… – Костя опешил и перестал ломать хворост. – Никуда не денется, точно. Зачем же тогда куда-то уходить? Ты спятил, что ли, а, людоед?
– Я знаю, куда идти! – В голове у Максима внезапно прочистилось, и слова полились из него сами. – Костя, я знаю, где есть старое оружие! Это военная база, слышал о таких? Она на юге! Там уже тепло, мы пойдем туда и спустимся под землю! Муты не смогли туда попасть, потому что там всюду бетон, понимаешь? И вот…
– Я эти сказки тоже слышал в детстве! – Костя поднес пылающую головню прямо ему к лицу, и Максим замолчал. – Тебе терять нечего, а утопающий хватается за соломинку. Слышал такую поговорку из старого мира? Я же не дикарь какой-нибудь, не людоед и не кровосмеситель, как твои общинники! Конечно, ты мне расскажешь про эту «базу», а там – все, что хочешь! И оружие, и тряпье, и еще полно еды всякой из старого мира, которая не портится.
– Костя, ты упускаешь свой шанс и…
– Заткнись! – Огонь лизнул лицо Максима, опалив брови. – Не зли меня! Хотя… Давай, зли! Мне пора уже разозлиться!
Он несколько раз наотмашь ударил головней Максима по лицу. Палка сломалась, угольки посыпались на голую грудь и шею. Максим завертелся, пытаясь стряхнуть их с себя, и Костя захохотал. Он схватил целую охапку горящего хвороста, не жалея собственных рук. Изловчившись от безысходности, Максим ударил его ногой в живот, и хворост рассыпался, но палач лишь засмеялся. Он, торопясь и что-то неразборчиво рассказывая о своем брате, опять собрал горящее топливо и, постанывая от боли в обожженных пальцах, зашел теперь со спины жертвы. Максим, привязанный к тонкому, но крепкому деревцу, проросшему из пня, попытался повернуться, но лишь едва не вывернул плечо.