Побудь моей навсегда

Макута Мануэлла

– Она умерла почти двадцать пять лет назад.
– таким же ровным бесстрастным тоном сообщает. Я замираю на месте. Умерла? Умерла! Как....Но ...

– У нее обнаружили рак. Ты ведь помнишь все эти обследования и лечение.

Конечно, конечно я это помнил. То, как вместе с рыдающей женой сбрил себе волосы и брови, стараясь хоть там поддержать её. Как мы, замирая от страха, вчитывались в каждый результат анализов, как мы готовились к операции, ту страшную и трогательную записку, что Алла написала мне тогда, перед операцией. Она велела мне жить дальше.

Обязательно жениться, обязательно завести детей. Иначе угрожала, что придет и будет стоять безмолвным рассерженным призраком у изножья кровати.

Рухнув обратно на диван, поворачиваюсь к брату, пытаясь найти на его лице хоть какие-то признаки лжи. Но он не лжет. Я это знаю.

– Подожди....но как же....Она ведь излечилась. Я же сам помню. Операция...- во рту снова пересыхает, и я трясущимися руками беру злополучный прозрачный стаканчик, разом выпивая остатки воды.

– Беременность послужила катализатором. Глиобластома.
– он достает из кармана брюк телефон, пару секунд ищет там что-то, а затем протягивает мне. На экране- очень полная женщина в косынке, сидит на инвалидной коляске у входа в какое-то медицинское здание. Повсюду - лето, буйство красок, цветы и счастливые улыбки. А в её глазах- обреченность. В ярко-голубых глазах моей Аллы.

– Это она.
– подтверждаю больше себе, ведь Кирилл это и так знает. Сердце стучит словно бешеное.- Но зачем ...Зачем она так...со мной...с нами...

Поднимаю глаза на брата, тот качает головой:

– Она не хотела, чтобы ты запомнил её такой. Чтобы видел такой.

– Что ты...о чем ты...говоришь?! Я же её любил!- с отчаянием выкрикиваю, мой голос звенит в тишине.

– И она тебя любила. Поэтому и избавила от мучений - смотреть на то, как любимый человек сгорает в считанные минуты.

– Избавила от мучений, говоришь?!- взрываюсь- Да я считал, что вы сбежали вместе, что вы - любовники.

Брат слегка морщится, но также спокойно объясняет:

– Признаться, я изначально был против этой версии. Но она считала, что так ты не станешь её искать. И оказалась права. Она ошиблась лишь в одном- считала, что ты сможешь её забыть, сможешь жить дальше. Жениться, родить ещё детей.

– Да пошёл ты!
– в сердцах бросаю брату, не в силах справиться с эмоциями.- Не смей приходить сюда, ясно?

Кирилл кивает, протягивая мне золотистую визитку на итальянском, где есть и русский номер телефона, написанный ручкой.

– Как придёшь в себя- набери. Мне нужно кое-что тебе передать. А Оксану на днях выведут из медикаментозного сна, я говорил с врачами. Все будет хорошо.

Какого сна? О чем он?

***

Уже спустившись к машине, обнаруживаю там своих охранников. Вернее, своих бывших охранников. Обложив их отборным матом, увольняю к херам собачьим. Такая охрана мне не нужна. Оказывается, Кирилл через главврача велел им нести дежурство внизу, у дверей. И эти идиоты послушались. Впрочем, Кирилл всегда умел управлять люди, манипулятор хренов!

По пути сбрасываю несколько звонков, не в силах сейчас говорить.

Хочется приехать домой, дойти до шкафа с алкоголем в кабинете, и хлестать " зелье забвения" прямо из горла. Правда, что-то мне подсказывает, что не выйдет. Та полная женщина с обречённым взглядом так и стоит перед глазами. Это она, Алла. Как она могла?! Я злюсь, я ненавижу её, презираю за трусость, за слабость. И, в то же время, безмерно горжусь ей. Моей маленькой храброй девочкой, что взяла на свои хрупкие плечи бремя решения за двоих.

По дороге домой трясет словно из проруби зимой вылез, зуб на зуб не попадает. Слишком уж много всего произошло в жизни за последнее время. Дочь попала в реанимацию, совершив самый идиотский поступок- попытавшись лишить себя жизни. Вернулся брат, которого не видел почти добрых три десятка лет. Узнал про Аллу то, о чем и не догадывался. Я уже свыкся с обидой, с ненавистью, бурлящей в крови. Имя жены уже не вызывало такую гамму едких саморазрушительных эмоций как раньше. И вот я снова раздавлен, разбит. Я не знаю, как мне быть.

Знаю только одно- этот ублюдок Агаев заплатит за каждую слезинку дочери! Очень дорого заплатит.

43. Адриана

– Да Катя ему прямо в кабинете его изменяла. Тут один такой был, Филипп. Француз, тренер по аэробике, но накачанный - одна из девушек за стойкой томно закатила глаза. Я нахмурилась, уже понимая, кого они обсуждают. Да и вообще, подобного не должно быть ни в рабочее время, ни в личное - сплетни в коллективе до добра не доводят!- Ну так она ему глазки строила, строила, а потом Волков как уехал на встречу...

Увидев, что я направилась к ним, девушки замолчали.

– Юлия, я не понимаю, работы нет, раз вы так увлеченно о чем-то беседуете?
– пропустив мимо ушей вялые попытки оправданий, продолжила - Может, мне расскажете? Я тоже с удовольствием послушаю? На чем вы там остановились? Вроде бы,- нахмурила брови, словно пытаюсь вспомнить.
– Ах, да. Косточки начальству перемывали, ведь так? Наверно, и обо сплетничаете, когда меня рядом нет?- увидев, как обе девушки покраснели и виновато опустили глаза, поняла, что попала в точку - Хорошо. Сегодня с каждой минус пятнадцать процентов от премии, и я забуду об этом недоразумении. Но ещё раз услышу - сообщу Арсению, вместе с просьбой о вашем увольнении. Это ясно?

Девушки закивали, не смея поднять взгляд. Я прошла мимо, направившись как раз к злополучному кабинету Арсения. Сегодня у Тимоши поднялась температура, и я хотела взять выходной. Благо, несколько прошедших недель работала без них, то из дома, то здесь. И даже сам Волков, узнав об этом, настоял на моем отдыхе.

– Ты не дослушала. Я ведь хотел, но ты...- громкий голос и шаги взад-вперед по кабинету заставили меня напрячься - Кать, я люблю тебя. Но ноги вытирать о себя не позволю....- тишина, шаги.
– Подожди, ты хочешь сказать, что с Климовым тебя....- снова тишина.
– Да пошла ты!