Побудь со мной
Шрифт:
– Вы осознаете, что это значит?
– Нет, а что?
– пропыхтел он.
– Нервные окончания работают! Все получилось! Массаж, упражнения, бассейн… ваши ноги! Вы не понимаете?
– выкрикивала она, чуть ли не прыгая на месте.
Его голова дергалась вслед за движениями Дионы. Все краски отлили от лица, отчего глаза стали походить на ярко-синие угольки.
– Скажите это!
– прошептал Блейк.
– Объясните мне!
– Вы будете ходить!
– воскликнула Диона. Она больше не смогла сдерживать слезы, и они потоком заструились по ее щекам, затуманивая
– Вы будете ходить, - повторила она.
Черты Блейка исказились от неуемной радости, он отпустил брусья и потянулся к Дионе, падая вперед ,поскольку без опоры не смог удержаться. Диона поймала Блейка, крепко обвив руками. Но теперь он был слишком тяжел для нее. Она пошатнулась под его весом и осела на пол. Блейк навалился сверху и уткнулся носом в ее шею. Сердце Дионы совершило ощутимый прыжок, ледяной ужас превратил кровь в едва текущую вялую реку.
– Нет, - прошептала она. Все мысли разом покинули ее, и Диона уперлась ладонями в плечи Блейка, чтобы оттолкнуть.
Он странно дрожал. И слышался какой-то звук… другой звук, не такой, как в ее кошмарах.
А потом, будто по щелчку выключателя, комната из темной превратилась в светлую. Диона поняла, что это Блейк, а не Скотт. Скотт причинял ей боль, Блейк - никогда. И непонятный звук был его всхлипываниями.
Блейк плакал. Он не смог остановить слезы счастья так же, как и Диона мгновением раньше. Тяжелые хрипы рвались из его груди, смывая два года мучений и отчаяния.
– Мой Бог, - шептал он потрясенно.
– Мой Бог.
Внутри Дионы словно прорвалась плотина. Страданий целой жизни, в течение которой ей приходилось держать себя в руках, не имея рядом никого, к кому можно обратиться за утешением, никого, кто обнимал бы ее, пока она плачет, стало вдруг слишком много. Огромный иссушающий ком поднялся к горлу и вырвался приглушенными душераздирающими рыданиями.
Тело Дионы вздрагивало, золотистые глаза были полны влаги. Первый раз она плакала не в одиночестве, и это оказалось выше ее сил. Диона едва терпела горько-сладкую муку и радость происходящего, но в то же время чувствовала, как что-то в ней меняется. Такая простая вещь, как возможность плакать вместе, сломала стену, удерживающую Диону в изоляции от остального мира. Люди видели только внешнюю оболочку. Диона никогда и никому не позволяла стать ей слишком близким, разглядеть за маской женщину, которая пережила так много горя и боялась, что это случится вновь. Она успешно выстроила защитные барьеры, но Блейку поразительно легко удалось миновать их.
Он отличался от всех мужчин, которых знала Диона. Блейк был способен на любовь. Одновременно и бесшабашный сорвиголова, и деятельный бизнесмен. Но что важнее всего - Блейк нуждался в ней. Другие пациенты тоже нуждались в ней, но исключительно как во враче. Блейку же требовалась именно она– Диона, потому что только благодаря силе воли и упорству она оказалась в состоянии помочь ему, используя весь свой опыт и знания. Она не могла припомнить никого, кто бы ощущал необходимость именно в ней.
Диона крепче прижала Блейка к себе, ошеломленная медленно растекающимся по телу теплом, которое постепенно растапливало боль, застывшую внутри ледяной глыбой, так долго изводившей ее. Ей хотелось плакать еще и еще, поскольку вновь обретенная свобода прикосновений и пугала и волновала: она сама дотрагивалась до мужчины и позволяла ему дотрагиваться до себя. Диона гладила волосы Блейка, пальцы запутывались в шелковистых волнах. Наконец его рыдания прекратились, и он затих, безвольно навалившись на нее.
Блейк поднял голову, чтобы взглянуть на Диону. Он не стыдился слез, увлажнивших его лицо и сверкавших в синих глазах. Очень нежно потерся мокрой щекой о ее щеку - легкая ласка, объединившая их в счастье, как раньше в общем плаче.
Потом Блейк поцеловал ее.
Это был медленный, удивительный поцелуй, мягкое касание, скорее, робкое, чем настойчивое, осторожная попытка испробовать ее вкус, в которой отсутствовала всякая агрессивность, мужская требовательность. Диона задрожала в руках Блейка, ее ладони автоматически скользнули к его плечам, чтобы оттолкнуть, если он переступит незримые границы близости, которую она могла принять. Но он не стал углублять поцелуй. Блейк оторвался от губ Дионы и бережным движением провел по ее носу кончиком своего.
Через довольно продолжительное время он немного отстранился, и его взгляд заскользил по чертам Дионы в некотором изумлении. Она, не отрываясь, наблюдала за тем, как в радужках Блейка расцветали ирисы, пока полностью не поглотили их глубокую синеву. О чем он думал? Что вызвало эту внезапную вспышку отчаяния, так напугавшую ее, ту тень, которая омрачила его лицо? Он задержался на ее дрожащих губах, потом посмотрел выше, встречаясь с ее глазами, и замер. Они вглядывались друг в друга с такого расстояния, что Диона могла видеть свое отражение в его зрачках и знала, что Блейк также видит себя в ее.
– Твои глаза похожи на расплавленное золото, - прошептал он.
– Кошачьи глаза. Они светятся в темноте? Мужчина может потеряться в них, - заметил Блейк внезапно охрипшим голосом.
Диона сглотнула; ее сердце, казалось, подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле. Ладони все еще лежали на его плечах, и она почувствовала, как напряглись его мускулы под теплой кожей, когда он приподнял себя на локтях. Часть его тела от талии и ниже по-прежнему прижималась к Дионе. Она вздрогнула, слегка встревоженная их позицией, но слишком потрясенная возникшей между ними эмоциональной близостью, чтобы отпихнуть Блейка.
– Ты - самое прекрасное, что я когда-либо видел, - продолжил он.
– Экзотична, как Саломея, изящна, как кошка, свежа, как ветер, и так чертовски таинственна… Что скрывается за этими раскосыми глазами? О чем ты думаешь?
Диона не смогла ответить ,вместо этого, ничего не видя, покачала головой, на ресницах заблестели вновь подступившие слезы. Блейк вздохнул, затем снова поцеловал ее, на этот раз раздвигая губы и проникая внутрь, давая ей время решить, принимать ли ласку. Диона трепетала в его объятиях, боясь позволить себе быть соблазненной нежными прикосновениями, хотя они действительно соблазняли. Ее язык нерешительно шевельнулся и дотронулся до языка Блейка, отступил, затем вернулся и наконец остался. Вкус оказался чудесный.