Поцелованный богом
Шрифт:
Она открыла на стук, не спросив, кто. А кто мог явиться? Конечно он. Не произнося ни слова, Катя прошла в спальню с большой кроватью, по-солдатски стала раздеваться, складывая вещи на спинку стула. Осталась в одной нательной рубашке, улеглась, язвительно сообщив:
– Я в твоем распоряжении.
Он погасил свет и, сидя на кровати и раздеваясь, поинтересовался:
– Бревном собираешься лежать? Такого уговору не было.
– Не беспокойся,
Катя думала, что он набросится на нее, как дикий зверь, и начнет терзать, лизать мокрыми губами – фу! Но Васька лег рядом, подпер голову рукой и просто смотрел. Из открытой двери падал свет, а ей хотелось темноты, чтоб не видеть, с кем она. Ну да все равно, глаза можно закрыть. Тем временем Васька прикоснулся кончиками пальцев к ее лбу, провел ими по носу, прижал ладонь к щеке, скользнул ею по шее на грудь, ниже. Он все делал с осторожностью, будто Катя была из другого чем он материала и от грубого касания могла попросту рассыпаться. Целовать стал не губы, а тело, начиная с ног, чего Назар никогда не делал. Только когда снял с нее нижнюю рубашку, прошелся губами (к счастью, не мокрыми) по лицу и задержался на ее губах. Если б это был не Васька... Вернее, если бы Назар был так же нежен и ласков, так же чуток...
– У меня есть заключение доктора, к которому обратился Бершак за помощью, – докладывал Василий начальнику, положив перед ним лист с записями Волошина. – Его не ранили, он выстрелил сам себе в предплечье.
– Сам? – с сомнением произнес тот, читая заключение. – И что из этого следует?
– У меня есть предположение, но хотелось бы прежде послушать Бершака.
– Так в чем дело, доставьте его.
За Бершаком поехала машина с милиционерами, которым было приказано достать его хоть из-под земли, но без Василия. Не достучавшись, опросили соседей, мол, когда они последний раз видели Бершака, где он может быть. Те ничего вразумительного не сказали, однако толстяк с верхнего этажа, по виду нэпман, пошутил:
– Вас увидел в окошко, вот и сидит в квартире, не шелохнется, чтоб вы подумали, будто его нет. Я знаю эту ползучую породу.
Милиционеры взломали замок, в те времена это делалось без особых разрешений. Бершак действительно был дома, правда, с простреленной головой, а на полу под правой рукой лежал пистолет, на столе – исписанный лист бумаги. К вечеру Катя получила Назара.
Этим же вечером Василий приехал к брату, тот встретил его с привычным радушием. Выпили. Василий дождался, когда Анюта с папиросой в зубах уйдет, достал лист, развернул его и положил перед братом. Петро читал, постепенно бледнея, наконец, кинул донос, нецензурно выразившись. Он лихорадочно соображал, чем чревата записка, его интересовало, кто еще о ней знает, а Васятка молча поедал заливную рыбу.
– Где ты это взял? – спросил Петро.
– У Бершака.
– Ах паскудник! – потряс кулаком тут. – Таких в Гражданскую к стенке...
– Скажи спасибо, что я побывал у него раньше и забрал донос. Бершак застрелился.
– Кто застрелился? – поморщился старший брат, не веря. – Да он за свою шкуру весь город вырежет вместе с младенцами.
– Я попал к нему, когда он уже того... Дверь была открыта. Бершак написал на двух листах, как совершил убийства на хуторе и подставил Яурова, про тебя отдельно накатал. Считай, тебе повезло.
– Это ж почему отдельно?
– Места не хватило.
– Так меня...
– Нет. – Василий отодвинул тарелку и посмотрел на брата с явным осуждением. – Зачем ты это сделал?
Петро закурил, глядя на Васятку с нежностью. Так ведь выручил! А как иначе? Родная кровь. У него гора с плеч долой свалилась, поэтому он обнял брата за плечи и перешел на доверительный шепот:
– Да я ж тебе хотел помочь. Думаешь, не знаю, как ты ездишь на свою Катьку глядеть? А чего на нее глядеть? Убрал мужа и бери.
Чему-то усмехаясь, Василий чиркнул спичкой и поднес огонек к уголку кляузы, она занялась огнем, пламя быстро поедало страницу, а он сказал:
– Петро, я ведь знаю тебя. Больно крупный узел ты завязал, чтоб тебе поверить. Ради того, чтоб я получил Катю, ты троих положить решил? А по-честному?
– Ну, были свои причины. Мясищев под меня копал, все чего-то вынюхивал, чего-то высматривал, дрянной человечишка. И вынюхал. Я продал вагон продовольствия, ну, сэкономил и...
– Деньги прикарманил, – Василий нашел подходящие слова, которые не давались Петро.
– Мясищев Бершаку рассказал, а тот мне. Я нарочно устроил так, чтоб они остались в том районе. И попросил Бершака убрать Мясищева, заодно подставить Назара. А Назара ради тебя, поверь...
– А Костюшко? Этого за что?
Петро выпятил губу, развел руками, и вздохнул с сожалением, мол, это неудачное стечение обстоятельств. Но Васятка не сводил с него единственного глаза, ожидая ответа. Петро еще раз вздохнул, застигнутый врасплох:
– Бершаку не удавалось сладить дело так, чтоб самому остаться в стороне, а Назара подставить. Он придумал, как все устроить и ждал подходящего случая, чтоб прямо на хуторе... так вернее. Ну, там народ позвать, панику поднять, чтоб на него никто не подумал. Чего ты пристал с этим Костюшко? Я его даже не знал.
– Никогда больше так не делай, Петро. Я могу не попасть раньше подчиненных к твоим сообщникам. А Назара сегодня отпустили.
– Зря я старался, – не очень – то раскаивался старший брат. – Катьку ты не получишь. Плюнул бы на нее, а?