Поцелуй, Карло!
Шрифт:
– Хочешь начистоту, Ники? Многого в спектакле я не поняла. Вся пьеса показалась мне темной.
– Легко запутаться, – согласился Ники. – Я понимаю, почему ты потерялась. Одни и те же актеры исполняли разные роли по ходу действия, мужчина в следующей сцене становился женщиной, которая одевалась как мужчина, и так все время.
Ники еще попытался было объяснить сюжет «Двенадцатой ночи», но сдался. Однако ему хотелось поговорить с Пичи о своей случайной роли в пьесе. Хотелось признаться ей, как он был испуган, когда его выдернули из роли суфлера, с его места за сценой, и втолкнули в пьесу. Ему хотелось поделиться с ней тем, какой ужас он испытал, когда началась сцена, и как он почувствовал связь со словами и с актерами. Но Пичи не интересовалась театром. Ну и что? Они
36
Джанет Макдональд (1903–1965) – американская актриса и певица. За свою кинокарьеру с 1929 по 1949 г. она снялась в 29 фильмах, четыре из которых были номинированы на «Оскар», а также записала три золотых диска.
– Но это случилось один раз, так ведь? – осторожно осведомилась Пичи.
– Что Энцо не смог продублировать? Я не знаю.
– Я спрашиваю, ты сыграл один раз – и на этом все?
– Уже можно не беспокоиться. Меня сегодня уволили.
Пичи постаралась скрыть облегчение при известии, что театральная карьера Ники закончена.
– Уволили?
– Калла уволила. И вот доказательство, что между нами нет никаких искр. Не знаю, как долго еще театр продержится. Это борьба. Мы продаем слишком мало билетов.
– Ну, что ни делается, все к лучшему, Ники. Когда мы поженимся, свободного времени у тебя останется не так уж много. Надо будет обустраивать дом, и ухаживать за садом, и путешествовать.
Ники взялся за голову.
– О, Ник, прости меня. Тебе нравилось работать у Борелли? – Пичи погладила Ники по спине и закатила глаза.
– Нравилось.
– Я все понимаю насчет зрелищности и того, чем занимается суфлер, но играть на сцене… – У Пичи перехватило горло. – Ты хотел бы продолжать это хобби?
– Не думаю. Толку от меня…
– Из того, что я видела вечером, и судя по остальной труппе, это не совсем критерий для суждения.
– Тони прекрасный актер. Мне до него как до луны.
– Ну да, сравнить трудно, но откуда это известно? У тебя был только один выход.
– Я знаю.
Ники не хотел признаваться, что, выходя на сцену, он испытал такой подъем, какого не испытывал никогда в жизни. А после реакции Пичи на спектакль, на его вторую работу и на увольнение он сообразил, что теперь не лучшее время делиться с ней своими восторгами.
Пичи пожала плечами:
– Лучше тебе держаться от них подальше. Борелли – это клоповник. И скоро разорится.
– Его просто нужно подновить. – Ники снова отхлебнул газировки.
– Там нужно куда больше. Туда же никто не собирается ходить. Никто не говорит: «Сходим к Борелли субботним вечерком», нет, все говорят: «Сходим в кино». Или: «Прошвырнемся к Луису Приме и Келли Смит в Сейлорс-Лейк», «Поедем в Нью-Йорк на Бродвей и закатимся в “Везувио” пропустить стаканчик». Никто не говорит: «Хорошо бы посмотреть “Двенадцать ночей”».
– «Двенадцатую ночь».
– Да какая разница. Это уже труха, изъеденная молью. Как волосы, которые моя бабушка собирала в баночку с крышкой. А теперь мы делаем начесы. Мы не храним волосы. Многое выходит из моды и становится ненужным. Как Театр Борелли.
– Он старомоден, я понимаю.
– Когда мужчина надевает трико, это не au courant [37] . Прошли те времена, когда люди скакали на лошадях и носили доспехи. А в программке было написано: «Карета прибывает в 9 ч. 20 мин. пополудни».
37
В струе (фр.).
– Это
– Хорошо, Ник, как бы ты это ни объяснял, со всеми подробностями, – все равно старье все это. И годится для книг по истории, которых никто не читает, потому что всем скучно. Мы молодые. Мы не можем жить в прошлом, на пыльном чердаке среди сундуков с затхлыми панталонами. Мы живем здесь и сейчас. Когда мы поженимся, то будем все делать ради будущего, ради совместной жизни. Ради наших детей и нашего дома с новейшей кухонной утварью. Мы живем на пороге пятидесятых. Все внове. И время называют новым. Подумай только, даже платья, стиль называют «новый образ». Мы сами и есть пятидесятые! – Пичи взяла Ники за руку. – Ты действительно хочешь себя похоронить в этой дыре? Мы купим машину, мы будем путешествовать. Мы – современные люди! Будем ездить в город и ходить по клубам. Нью-Йорк, вот тебе еще одна новость, – всего-то час и двадцать минут через Джерси и по мосту. Что нам стоит пойти в музей, и приобщиться к культуре, и пообедать у Сола Энтони, и потанцевать в Латинском квартале! Мы же можем осмотреть мир сверху донизу, стоит нам только пожениться. Все спектакли, какие захочешь. Прекрасные. С настоящими актерами, как Эрнест Боргнайн [38] . А не с теми, кто доставляет газировку в парк на Двенадцатой авеню по случаю пикника Международного профсоюза работниц в День труда. Ты понимаешь, о чем я?
38
Эрнест Боргнайн (Эрмес Эффрон Борньино, 1917–2012) – американский актер, лауреат премии «Оскар» за лучшую мужскую роль в 1956 г.
Ники кивнул.
– Так вот я и говорю, замечательно, что тебе есть куда пойти после работы, есть чем заняться, получить удовольствие, помимо меня. Мой отец играет в карты. Моя мать? Она наслаждается собраниями прихожан в церкви. Это их товарищество. И я понимаю, что Борелли – это место общения для тебя, общения с людьми, которые обычно не озабочены работой или церковью. Я хочу сказать, что они наверняка устраивают вечеринки и ты там знакомишься с людьми, заводишь друзей и беседуешь на интересные темы. Но это не настоящая жизнь. Все понарошку – как этот парень, который днем бухгалтер, а вечером в панталонах размахивает мечом.
– Хэмбон?
– Какая разница? Или та дама с грудью, соблазняющая парня, который явно не хочет к ней приближаться.
– Джози?
– Да какая разница. Это все ненастоящее.
– Не подлинное, ты хочешь сказать.
– Нет.
– Подлинный драматический театр – театр профессиональный.
– Тогда – да. Это непрофессионально.
– Но это не так. Мы продаем билеты. Нам платят за них.
– Хорошо. Если люди за что-то платят, это еще не означает, что товар доброкачественный. Эти Борелли вцепились в семейный бизнес, никому не нужный, ухватившись за старую мечту, подобно какому-то бедняге недотепе, висящему на ветхой веревке над пропастью. В конце концов веревка порвется и он разобьется на острых утесах, превратившись в котлету. Но если и удержится, то что с того? Изотрет руки в кровь. И все тут. Борелли держится, но долго это не может продолжаться. Да и здание уже почти приговорено.
– Ты что-то слышала?
– Нет, я просто зашла в дамский туалет, и у меня нога провалилась под линолеум, когда я мыла руки.
– Тебе пьеса не понравилась, правда?
– Второй раз я туда не пошла бы, если ты об этом спрашиваешь.
– Никогда?
– Никогда, если у меня есть выбор.
Ники откусил от своего сэндвича и медленно начал жевать. Мягкое мясо, теплый сыр и острый перец были вкусны, но он не мог этим наслаждаться. Он думал, что, возможно, никогда не вернется в Театр Борелли, и что это значит для него, и во что это его превратит. Он мог представить, что никогда больше не сядет за руль такси, но не мог представить жизнь без Театра Борелли.