Поцелуй Мистраля
Шрифт:
– В таком случае, должно быть, он для тебя идеальный любовник, тетя Андаис.
– Нет, племянница. Я люблю сама причинять боль, а не испытывать ее.
Я успела проглотить слова, которые мне хотелось сказать. И выдавила только:
– Не знала, что ты чистая садистка, тетя.
Она нахмурилась:
– Чистая садистка? Что за странная формулировка?
– Я только хотела сказать, что не знала, что тебе совсем не нравится испытывать боль.
– О, немножко ногтей и зубов – почему бы и нет, но ничего подобного. – Королева опять показала на
Королева встряхнула головой, словно прогоняя мысли прочь, и развернулась, взвихрив юбки. Потом, подхватив край юбки, она завернулась в ткань и глянула еще раз через плечо, прежде чем шагнуть в темноту и уйти восвояси. Последние ее слова не слишком успокаивали:
– Не приходите потом жаловаться, что Мистраль сгубил вашу принцессочку.
И тьма лишилась ее присутствия.
Столько народу сразу вздохнуло с облегчением, что по деревьям будто ветер прошел. Кто-то нервно хихикнул.
– Здесь она права. – Мистраль смотрел на меня с грустью. – Я люблю доставить немножко боли. Прости, я сделал тебе больно. Но я так долго... – Он развел руками. – Я забылся. Прости.
Рис рассмеялся, к нему присоединился Дойл, а потом и Гален с Холодом засмеялись тихо и очень по-мужски.
– Почему вы смеетесь? – спросил Мистраль.
Рис повернулся ко мне, еще хихикая.
– Сама скажешь или нам сказать?..
Я покраснела, что со мной бывает редко. Рука Аблойка лежала в моей руке; я потянула его вперед, и мы прошли к Мистралю по ломкой сухой траве. Я посмотрела на стекающую по белой шее струйку крови и вгляделась в растерянные глаза. И невольно улыбнулась.
– Мне нравится, что ты сделал с моей грудью. Именно так мне и нравится, когда до крови остается всего чуть-чуть.
Он непонимающе нахмурился.
– К царапинам от ногтей ты снисходительней, – сказал Рис. – Там ты против крови не возражаешь.
– Но только после подготовки, – уточнила я.
– Подготовки? – удивленно спросил Мистраль.
– Предварительной игры, – пояснил Аблойк.
Удивленное выражение исчезло, глаза Мистраля заполнило совсем другое чувство. Что-то горячее и уверенное в себе, заставившее меня вздрогнуть от одного его взгляда.
– Это я могу, – сказал он.
– Тогда снимай броню, – предложила я.
– Что?
– Разденься, – сказал Рис.
– Спасибо, я сама говорить умею. – Я смерила Риса взглядом.
Он вежливо взмахнул рукой, как бы самоустраняясь. Повернувшись к Мистралю, я вгляделась в его лицо: глаза у него уже начали менять цвет на нежно-серый, на цвет дождевых облаков. Он улыбнулся в ответ на мою улыбку – слегка неуверенно, как будто ему нечасто доводилось улыбаться.
– Разденься, – сказала я.
Он сверкнул быстрой усмешкой:
– А потом что?
– Займемся сексом.
– Я первый! – Аблойк обнял меня за плечи.
– Договорились, – кивнула я.
Лицо у Мистраля потемнело, я чуть ли не видела, как собираются тучи у него
– Почему это он первый?
– Потому что он проведет подготовку.
– Она хочет сказать, после того, как я ее трахну, ты сможешь сделать то же самое погрубее, – сказал Аблойк.
Мистраль опять улыбнулся, но теперь по-другому. От этой улыбки я задышала чаще.
– Тебе правда понравилось, что я сделал с твоей грудью?
Я сглотнула, сильнее прижимаясь к Аблойку – будто от страха перед высоким стражем. Кивнув, я прошептала:
– Да.
– Хорошо, – сказал он и потянулся к кожаным застежкам доспеха. – Очень хорошо.
Глава 4
Как только Аблойк уложил меня на импровизированную постель из сброшенной одежды, кожа у нас обоих вспыхнула светом. Лежала я на тонком слое футболок и рубашек моих стражей, и хватало его ровно на то, чтобы ветки меня не царапали. Стражи побросали сюда всю свою одежду, оставшись нагишом, – и все равно ее было немного. Я по-прежнему чувствовала спиной сухие ветки и царапучую хрусткую листву.
Земли – пусть даже зимней – я не чувствовала. Даже самой холодной зимой сквозь самые большие сугробы слышно, как ждет земля, – такое чувство, что земля просто спит, и солнце ее разбудит, когда придет весна. Но не здесь. Все равно что различие между глубоким сном и смертью. Взгляд может ошибиться, но стоит тронуть рукой – и все понятно сразу. Земля, в которую вжимало меня тело Аблойка, была лишена всего – тепла, дыхания, жизни. Пуста, как глаза мертвеца. Миг назад в них жила душа – и вот они словно темные зеркала. Эти сады не ждали пробуждения, они просто были мертвы.
Зато мы были живы.
Аблойк лег на меня всем своим обнаженным телом и целовал в губы. Из-за разницы в росте ничего другого одновременно он делать не мог, но и этого хватило. Хватило, чтобы из наших тел полилось лунное сияние.
Он приподнялся на руках и заглянул мне в лицо. Кожа у него светилась так ярко, что глаза опять казались темно-серыми дырами. Никогда не встречала сидхе, у кого глаза бы не светились с приходом магии. Длинные волосы Аблойка рассыпались вокруг, и, как раньше, белые пряди засияли нежно-голубым светом. Он приподнялся еще выше и удерживался надо мной на руках и пальцах ног.
В белизне его кожи светились голубые линии, проплывали образы лоз и цветов, деревьев и животных. Все текло и изменялось. Линий было не так уж много, и перетекали они не так уж быстро. Я должна была узнавать и растения, и плоды, и животных, но мой мозг как будто не мог удержать образы, я только и видела, большие они или маленькие.
Я провела пальцами по голубому завитку, и он перетек мне на руку, подрагивая, ощупью прикасаясь к моему белому сиянию. Даже на собственной ладони мне не удавалось понять, что за лиана растет на ней и цветет. Как будто мне не позволено было ее видеть – или узнавать. Пока не позволено, может быть.