Поцелуй с разбега!

Ларина Арина

– У меня такое чувство, что мы уже давно знакомы…

Получилось излишне откровенно и заманивающее, поэтому она тут же добавила:

– Может, мы раньше где-то встречались?

Подразумевались немедленные ответные заверения кавалера в том, что такого быть не могло, иначе он ни за что на свете не забыл бы ее восхитительный образ. Но Филипп не оправдал надежд:

– Ну, раз ты меня не помнишь, значит, не встречались.

Вообще-то, на такую формулировку можно было даже обидеться, но он вдруг ослепительно улыбнулся и взял Верочку за руку. Сердце у нее ухнуло вниз, а организм забыл, как дышать, замерев на вдохе.

Филипп смотрел на девушку и вспоминал, как они в первый раз поцеловались с Алиной. Это случилось после какой-то вечеринки, Алина была совершенно пьяна

и пахла пивом. От нее волнами исходило бесшабашное веселье и уверенность в том, что жизнь прекрасна. Тогда у Филиппа было ощущение, что он держит в руках солнечного зайчика, готового в любой момент выпрыгнуть и улететь. Строптивый зайчик все-таки улетел, унеся с собой шлейф из капризов, невыполнимых требований и что-то еще, что раньше принадлежало Филиппу и без чего теперь жизнь была пресной, как кипяченая вода.

От Верочки исходил легкий аромат нежных духов и стабильности. Она была привлекательной, перспективной и предсказуемой. Миниатюрная, шебутная и самоуверенная Алина не шла ни в какое сравнение с этой статной спокойной девушкой. Филипп довольно улыбнулся: жизнь демонстрировала торжество справедливости, сделав столь удобную для него рокировку.

Поцелуй не состоялся. Филипп не считал нужным торопиться и бежать впереди паровоза, а Верочка сочла прощальную паузу слишком затянувшейся, чтобы намекать на поцелуй. Оставив последнее слово за собой, она старательно отряхнула сапожки и легко проворковала:

– Ну что? До завтра?

Филиппу ничего больше не оставалось, как подтвердить факт прощания.

– До завтра.

– С кем это ты там топталась? – Вопрос Ярославы Аркадьевны прогрохотал через все лестничные пролеты и свалился прямиком на темечко затаившейся у окна Верочки: она тщетно пыталась разглядеть, ушел ли Филипп или продолжает томиться у подъезда, но мутное окошко оставляло этот вопрос без ответа – разглядеть что-либо было практически невозможно.

– Вера, я с кем разговариваю?! – В голосе мамы появилась тревога. Вероятно, она заподозрила неладное и, судя по тяжелому шарканью, двинулась на рекогносцировку.

– Мам, я иду уже, иду.

– Не смей разговаривать таким тоном! – немедленно взвизгнула родительница. – Вместо того чтобы побыстрее прийти домой и рассказать матери, как все прошло, она отирается там с каким-то паршивым брюнетом!

Судя по подробностям, маман дежурила у окна с биноклем. Иногда Верочке казалось, что мама неправильно применяет свои таланты: ей бы не в плановом отделе сидеть, а работать психологом. «Паршивым» Филипп был назван не ради красного словца, а с целью прощупать почву и понять, будет ли дочь с пеной у рта возражать против столь нелестного эпитета и отстаивать честь и достоинство кавалера. Все эти приемы допрашиваемая прекрасно знала, поэтому проигнорировала оскорбление и промолчала, с нарочитой сосредоточенностью стаскивая сапоги.

– Ну?! – взвыла Ярослава Аркадьевна.

Верочка послушно пересказала маме содержание своего первого рабочего дня, попутно вспомнив, что завтра надо прихватить с собою пару словарей и документы, дабы не доставить Ларисе пару лишних минут торжества.

– А этот? – не выдержала мама.

– Просто проводил.

– Даже коров провожают не просто так, а с целью подоить, – наставительно сообщила Ярослава Аркадьевна. – Он с новой работы?

– Угу, – безнадежно подтвердила Верочка. Мама вполне могла захотеть познакомиться с ним поближе. Ее добрые намерения были сродни попытке слона осторожно сорвать цветок на газоне. После беседы с потенциальным зятем от нежно-зеленых ростков надежды могло остаться лишь голое, вытоптанное поле.

– А кто по должности?

– Менеджер, – ответ был обтекаемым. На случай, если у Ярославы Аркадьевны появится желание вычислить Филиппа своими силами.

Мама неопределенно сморщилась и вынесла вердикт:

– Ладно. Посмотрим.

Так говорит повар, прикидывая на глаз, есть ли в лежащей перед ним рыбине икра. Верочка знала, что если в Филиппе и есть икра, то мама ее расценит как кабачковую.

Глава 15

На стол шлепнулся

пухлый конверт. Илья Федорович Брыкин, широко известный в узких кругах бизнесмен, а по совместительству тесть Филиппа, отец строптивой дочери и муж слишком молодой жены, брезгливо прикоснулся к нему пальцами и вопросительно поднял глаза на высокого худого мужчину, возвышавшегося рядом. Тот был похож на пограничный столб в безукоризненном костюме, с овальной плешивой головой и неожиданно огромными красивыми глазами.

– Фотографии? – недовольно прогудел Илья Федорович и с остервенением дернул себя за ухо.

– Вы просили с фото, – бесстрастно подтвердил большеглазый и хлопнул ресницами.

– Просил, – вздохнул хозяин кабинета и скривил лицо в мучительной гримасе. Он и сам не знал, кем больше недоволен: собой или чересчур исполнительным подчиненным. – Сам-то видел?

– Видел.

– Что ты как робот?! – рявкнул Брыкин. Заныл желудок, и начало давить в висках. Он ощущал себя человеком, поставленным перед необходимостью взять за хвост дохлую крысу и вынести ее за пределы собственного жизненного пространства. К сожалению, для уборки моральных мусорных завалов уборщицы не предусматривались. – Что там?

– Отчет и фотографии.

– Идиота-то из себя не строй. Понял ведь, про что спрашиваю.

– Не понял.

Начальник службы безопасности задумчиво посмотрел на портрет Хемингуэя и вдруг захотел купить себе трубку. Чтобы по вечерам, закрывшись в кабинете, задумчиво курить ее и размышлять о спокойной старости. До старости было еще далеко, но планировать ее уже было пора. Михаила Сергеевича Кочеткова интересовала только достойная старость, а к ней нужно было готовиться загодя. Ковыряться в грядках и любоваться на пейзаж, неизменной частью которого будет огромный зад жены, обтянутый каким-нибудь полуистлевшим цветастым халатиком. Так было у его брата, женившегося в гарнизоне на дочери замполита. С тех прошло уже почти тридцать лет, у племянников появились дети, а супруга, тоненькая брюнетка Ниночка, по молодости строившая из себя француженку, превратилась в хозяйственную толстуху, с упоением взращивавшую огород и солившую потрясающие огурчики. Огурчики и гамак на их фазенде Михаилу Сергеевичу нравились, меню тоже, но жену ему хотелось не такую. Поэтому он продолжал пребывать в холостяцком состоянии, придерживая про запас Катерину, красивую, фигуристую соседку по лестничной клетке с двумя детьми. В идеале хотелось жениться на девушке из хорошей семьи, с массой достоинств. Проблема была в том, что такая девушка вряд ли посчитала бы его идеальной парой. К тому же Михаил Сергеевич боялся показаться окружающим смешным и стать предметом для плоских шуток и завистливого обсуждения наличия беса в его ребре. Соседка о его планах не подозревала, борясь с депрессией и стараясь смириться с мыслью, что все хорошее в ее жизни уже произошло. Ниночка старательно подсовывала родственнику своих разведенных перезрелых подруг, расписывая их хозяйственную ценность. Сцены смотрин напоминали Михаилу Сергеевичу попытки хитрого цыгана сбыть простофиле старую клячу. Жена брата пыталась убить двух зайцев, покончив с одиночеством одной из многочисленных неустроенных приятельниц, а заодно и пристроить родственника в хорошие руки. Ее энергии можно было позавидовать. Если бы не возмутительное упорство Михаила Сергеевича, всем бы уже давным-давно было хорошо. Но это было нереально, так как противоборствующие стороны вкладывали в понятие «хорошо» абсолютно разный смысл. Михаилу Сергеевичу не нужна была хозяйственная курица. Его вполне устраивали услуги домработницы, а материальное положение позволяло надеяться на шанс получить лучшую из лучших, а не то что осталось…

Он перевел задумчивый взгляд на злившегося шефа. Они работали вместе уже больше десяти лет, но Михаил Сергеевич продолжал соблюдать субординацию, искренне уважая финансовый гений хозяина и ценя материальные блага, плавно вытекавшие из этого союза.

– Ну, что ты вылупился? – Илья Федорович тоскливо засунул нос в конверт. – Что скажешь?

– Все в пределах разумного, – неопределенно ответил начальник безопасности и опять замолк.

Илья Федорович вздрогнул от отвращения и вытащил пачку листов: