Поцелуй венчности (сборник)
Шрифт:
Гвинет снова прошептала мое имя. Девочки ерзали на стульях, недоумевая, что между нами происходит. Сестра Лорел повернулась лицом к классу. Ее пристальный взгляд прошелся по каждой из нас, и я постаралась придать лицу невинное и одновременно скучающее выражение. Опустила глаза к своим записям. И увидела свое будущее? Нет, только второпях написанные на бумаге строчки.
В итоге сестра постучала линейкой по стопке бумаг на своем столе, произведя приглушенный звук. Затем вызвала Эрику Энджайер, и я вздохнула с облегчением. Снова, к счастью, пронесло!
Прежде чем Гвинет смогла меня догнать, я оказалась за дверью. Пусть
Гвин проигнорировала урок с ежедневными страданиями от Брата Боба. А для меня весь этот изнурительный день сразу похорошел, как только я, сбежав с шестого часа, оказалась за дверями школы.
Джонни стоял на пожарном проезде, прислонившись к своей «джетте» и не обращая никакого внимания на знаки «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА!». На этот раз он купил мне чизбургер — гамбургер с сыром, — еще больше кусочков жареного мяса и кока-колу. Сам он, сказав, что не голоден, потягивал через трубочку клубничный коктейль.
Мы снова сидели на капоте его машины, стоявшей на том же самом месте, с которого открывался вид на раскинувшуюся внизу долину, и весь остаток дня болтали ни о чем. Было приятно разговаривать с человеком, который действительно тебя слушает.
Солнце клонилось к западу, и скрипучее постанывание ветра, гнавшего волны горячей пыли над долиной, начинало казаться не столь уж тягостным, когда раздавался чей-нибудь голос и приглушал его. Мы лежали на капоте лицом вверх и смотрели, как плавно струится свет сквозь колышущиеся ветви деревьев, а когда он поцеловал меня, то не снял своих темных очков. Меня это не беспокоило. Как и то, что от меня, наверное, разило чизбургером.
Он даже слушал, как целует меня. Описать это иначе я не могу. Опершись на один локоть, он не шарил по мне другой, а мягко приложил пальцы к моему подбородку снизу и время от времени прижимал их к изгибу шеи в том месте, где биение моего сердца неудержимо рвалось ему навстречу. Я ударилась скулой о его очки и засмеялась, не отрывая губ от его рта, и он тоже рассмеялся. На вкус он был как молочный коктейль с клубникой; от него исходил аромат перечной мяты, желания, горячего солнца и чистой одежды. Он очень нежно куснул мою нижнюю губу, а потом поцеловал крепче.
Это так отличалось от поцелуев взасос на переднем сиденье с противным приятелем очередного парня, охмуренного Гвин, в то время как эта золотая парочка неистово тискалась на заднем.
Мы уже оторвались друг от друга, а я так и не видела его глаз.
— Ты их носишь постоянно? — Я протянула руку, словно хотела снять с него очки, но он чуть подался назад, и я поняла намек.
— Нет, не постоянно. Послушай, сейчас мне необходимо закончить одно дело. Как насчет того, чтобы я заехал за тобой сегодня вечером? Я буду ждать тебя и конце вашей подъездной аллеи.
Мое сердце колотилось. Наверное, я должна была кое о чем его спросить, но я уже устала задавать вопросы. И устала ждать. Воздух был светлым и золотистым от цветочной пыльцы и пыли, и мне хотелось снова поцеловать уголок его рта. Кожа у него была гладкой, с необычной поверхностью, как плотный шелк или что-нибудь еще, — матовой и великолепной. Хотя сам он не был совершенен.
— Ладно. — Выбраться из дому не проблема, ведь папа будет на работе. Я смогу уйти сразу после
— А это имеет значение? — Он рассмеялся и прикоснулся к моей щеке.
Нежная дрожь кончиков пальцев разлилась по всему моему телу, будто волна тепла.
Мне следовало поостеречься. Но я этого не сделала, позволила Джонни отвезти меня домой и даже поцеловала на прощание. Мы не говорили, что мы теперь вместе или чего-то в этом роде. Не думаю, что слова были нужны.
Если бы я знала, то, наверное, приготовила бы на обед что-нибудь повкуснее. Но я торопилась, и поэтому нашим обедом стал «Ужин с гамбургером» [48] . Папа ел молча. Я даже выгладила его рабочие рубашки, и одну из них он надел.
48
«Ужин с гамбургером» (Hamburger Helper) — полуфабрикат, гамбургер с гарниром: лапшой, томатами и острым перцем или с острым перцем, печеным картофелем и бобами.
— До поздней ночи, — проворчал он, закрывая за собой дверь.
— Да, папа.
Я тоже собираюсь вернуться поздно ночью. Хотя мы, наверное, поедем в «Блю».
Мысль о том, что люди меня увидят с Джонни, в том числе, возможно, и Гвин с Митци, конечно, если они не пойдут на какую-нибудь другую вечеринку, заставила меня громко рассмеяться, когда я прибиралась в кухне. Я даже снова надела черную шелковую блузку Гвин. Ему, скорее всего, безразлично, во что я буду одета. А она, черт побери, наверняка задолжала мне эту блузку. Тем более что она может купить себе еще штук двадцать таких.
Хорошее настроение сохранялось до тех пор, пока я не начала брить ноги дешевой, дрянной бритвой. И конечно, порезалась. Кровь капала с ноги в ванну, солнце садилось, и внезапно у меня появилась уверенность, что он не появится, а я буду ждать его там, на аллее, в блузке Гвин и в своей школьной юбке, и чувствовать себя последней дурой.
Я взяла себя в руки и опустила покрытый испариной лоб на колени. Летом тепловатая вода, которую выдавливал из себя наш ветхий водопровод, казалась настоящим благом. В данный момент я была уверена, что она мне поможет. Ветер облизывал боковины нашего трейлера, и я неожиданно засмеялась, отрывисто и громко. Ведь если он не появится, мне это будет известно. И тогда я позвоню Гвинет. И прощу ее. Но если он появится, я буду готова.
Это была напряженная ночь, из тех, что обычно начинаются с зарниц, а заканчиваются пожаром на Холмах. И все нервничают.
«Блю» оказался переполнен. Впрочем, как всегда, даже в дни вечерних школьных занятий. Меня это не беспокоило, Джонни, кажется, тоже. Мы были прижаты друг к другу в толпе танцующих посреди площадки. Стояла влажная духота, каждый дышал на соседа; то тут, то там вспыхивали световые палочки, и их свет покрывал пятнами бледные юные лица.
В музыке усилился ударный ритм, так продолжалось довольно долго. Ощущение было такое, словно плывешь рядом с кем-то. Джонни обнимал меня, и, когда он наклонялся ко мне, я ощущала волны запаха мяты и чистого тепла.