Почему евреи не любят Сталина
Шрифт:
По воспоминаниям сына Берии, Серго, его отец отлично понимал намерение Сталина и неоднократно предупреждал жену и сына о том, что Сталин может его сместить и что они должны быть готовы ко всему [195] . В его семье «грузинское дело» воспринималось именно таким образом. Завершение этого «дела», по свидетельству Серго Берии, ожидалось в марте 1953 г.
Если тщательно обдумать возникшую ситуацию в Москве в феврале 1953 г., то становится очевидным, что предотвратить неизбежные «оргвыводы» после намечаемых в ближайшие недели расстрелов в Грузии можно было лишь одним путем — расстрелами в Москве. Для этого следовало форсированно провести отобранную для возможного суда группу врачей через Особое совещание при МГБ. Тридцать семь человек для Особого совещания — это не проблема, это была задача на два-три часа. Председателем Особого совещания мог быть Гоглидзе, как первый заместитель министра. Генеральный прокурор Григорий Сафонов, как ставленник Маленкова и Берии, всегда послушно санкционировал все внесудебные действия властей и был часто членом ОСО при МГБ. Именно он одобрил приговоры
195
Берия Серго. Мой отец — Лаврентий Берия. М.: Современник, 1994. С. 46.
Вскоре после публикации в газетах сообщения ТАСС, в период очень интенсивной пропагандистской кампании, связанной с «делом врачей», где-то между 20 и 23 января, многих достаточно знаменитых людей, но обязательно еврейского происхождения стали приглашать в редакцию «Правды» с тем, чтобы подписать заявление о проблемах евреев в СССР в форме коллективного письма в редакцию «Правды». Среди приглашаемых в «Правду» были известные писатели, поэты, композиторы, артисты, ученые, конструкторы, генералы, директора заводов, инженеры и простые рабочие и колхозники, т. е. представители всех слоев советского общества. Организацию сбора подписей возглавляли академики Исаак Израилевич Минц, Марк Борисович Митин и Я. С. Хавинсон-Маринин, главный редактор журнала «Мировая экономика и международные отношения». С этим письмом ознакомились более пятидесяти человек, и, наверное, около сорока из них это письмо подписали. Естественно, что содержание письма в пересказах стало известно в «элитных» кругах Москвы почти сразу. Лично я узнал об этом письме, наверное, через год от писателя Вениамина Каверина, который был в списке на подпись, но, ознакомившись с проектом, отказался его подписывать.
Бывший председатель Совета Министров СССР Н. А. Булганин в беседах летом 1970 г. с доктором исторических наук профессором Яковом Этингером подтвердил, что судебный процесс над врачами должен был завершиться смертными приговорами. При этом, по словам Булганина, обычная газетная информация о «приведении приговора в исполнение» Сталина не устраивала: его целям могла соответствовать только публичная казнь. Булганину было известно, что составлена «разнарядка» в каком городе кто из профессоров должен быть повешен. Другие источники указывают на иные варианты — казнь всех профессоров на Лобном месте в Москве; нападение толпы на осужденных у здания суда.
По замыслу Сталина, с целью оправдания намечавшейся акции предполагалось обнародовать письмо виднейших евреев с осуждением врачей-убийц и с просьбой к властям депортировать евреев в Сибирь и на Дальний Восток для спасения их от всенародного гнева. Такое письмо было подготовлено заранее обозревателем «Правды» Я. С. Хавинсоном (печатался под псевдонимом М. Маринин) при участии академиков М. Б. Митина и И. И. Минца. Эти трое позже собирали подписи под письмом. Планировалось получить подписи 59 видных ученых, литераторов, артистов, конструкторов, врачей и военных. Однако вынудить дать согласие поставить свои подписи под таким документом удалось далеко не всех. Под письмом отказались, в частности, поставить подписи генерал Яков Крейзер, профессор Аркадий Ерусалимский, писатель Вениамин Каверин. Сбой произошел и с Ильей Эренбургом.
«Они приехали ко мне домой, — вспоминал Эренбург, — академик Минц, бывший генеральный директор ТАСС Хавинсон и еще один человек. Вопрос о выселении евреев из Москвы и других городов уже был решен Сталиным. Вот тогда Минц и Хавинсон и обратились ко мне. Не знаю, была ли это их инициатива или им посоветовали “наверху” так поступить. Они приехали с проектом письма на имя “великого и мудрого вождя товарища Сталина”. В письме содержалась нижайшая просьба. Врачи-убийцы, эти изверги рода человеческого, разоблачены. Справедлив гнев русского народа. Может быть, товарищ Сталин сочтет возможным проявить милость и охранит евреев от справедливого гнева русского народа. То есть под охраной выселит их на окраины государства. Авторы письма униженно соглашались с депортацией целого народа, очевидно, в надежде, что сами они не подвергнутся выселению. Я был не первый, к кому они обратились с просьбой подписать это письмо на имя Сталина. Обращались они и к историку А. С. Ерусалимскому».
Аркадий Самсонович Ерусалимский, историк, профессор Московского университета, вспоминал: «С просьбой подписать письмо на имя Сталина ко мне явился академик Минц, бывший генеральный директор ТАСС Хавинсон и еще двое таких же перепуганных людей. Я их выгнал».
Одновременно на Оренбурга оказывался нажим и на более высоком уровне.
Оренбург рассказывал, как в феврале 1953 г. Маленков пригласил его в ЦК и дал прочитать письмо, под которым уже стояло несколько подписей: «Мы, евреи — деятели культуры, воспитывали своих детей в антипатриотическом духе, мы и наши дети виноваты перед всеми народами Советского Союза, так как противопоставили себя им. Мы становимся на колени перед народами нашей страны и просим наказать и простить нас…»
Эренбург отдал письмо:
— Я этого подписать не могу.
— Советую не отказываться. Иначе не могу поручиться за вашу судьбу, которая мне небезразлична. Ваш отказ там, — Маленков при этом показал на люстру, — не поймут и не примут.
Эренбург понимал, что простое опровержение документа, санкционированного Сталиным, невозможно, и прибег к лукавым аргументам.
— Партия и лично товарищ Сталин поручили мне руководить движением за мир. У меня есть официальное заявление Жолио-Кюри и других западных представителей, что они выйдут из движения за мир, если не получат неопровержимых данных о том, что дело врачей не инсценировано. Все это не позволяет мне подписать письмо, так как я отвечаю перед партией и товарищем Сталиным за движение за мир.
— Тогда письменно изложите ваши аргументы товарищу Сталину, хотя уверен, это не повлияет на его решение — документ будет опубликован на следующей неделе.
Всю ночь Эренбург писал письмо, высказав в нем сомнения в целесообразности обращения в редакцию «Правды», которое ему предлагали подписать. Вот это письмо Эренбурга (заметим, что в нем не упоминается о встрече с Маленковым):
«Дорогой Иосиф Виссарионович, я решаюсь Вас побеспокоить только потому, что вопрос, который я не могу сам решить, представляется мне чрезвычайно важным.
Тов. Минц и тов. Маринин сегодня ознакомили меня с текстом письма в редакцию “Правды” и предложили мне его подписать. Я считаю своим долгом поделиться с Вами моими сомнениями и попросить Вашего совета. Мне кажется, что единственным радикальным решением еврейского вопроса в нашем социалистическом государстве является полная ассимиляция, слияние людей еврейского происхождения с народами, среди которых они живут. Я боюсь, что выступление коллективное ряда деятелей советской культуры, объединенных только происхождением, может укрепить националистические тенденции. В тексте письма имеется определение “еврейский народ”, которое может ободрить националистов и людей, еще не понявших, что еврейской нации нет.
Особенно я озабочен влиянием такого “Письма в редакцию” на укрепление международного движения за мир. Когда на различных комиссиях, конференциях, в прессе ставился вопрос, почему в Советском Союзе больше нет школ на еврейском языке или газет, я неизменно отвечал, что после войны не осталось больше очагов бывшей “черты оседлости” и что новое поколение советских граждан еврейского происхождения не желает обособляться от народов, среди которых они живут. Опубликование письма, подписанного учеными, писателями, композиторами, которые говорят о некоторой общности советских евреев, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую ведут теперь сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины.
С точки зрения прогрессивных французов, итальянцев, англичан и т. д., нет понятия “еврей” как представитель национальности, там “еврей” — понятие религиозной принадлежности, и клеветники могут использовать “Письмо в редакцию” для своих низких целей.
Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяких попыток возрождения еврейского национализма, который неизбежно приводит к измене. Мне казалось, что для этого необходимы, с одной стороны, разъяснительные статьи (в том числе и людей еврейского происхождения), с другой — разъяснение, исходящее от самой “Правды” и столь хорошо сформулированное уже в тексте письма: о том, что огромное большинство трудящихся еврейского происхождения глубоко преданы Советской Родине и русской культуре. Мне кажется, что такие статьи сильно помешали бы зарубежным клеветникам и дали бы хорошие доводы нашим друзьям, борющимся за мир.
Вы понимаете, дорогой Иосиф Виссарионович, что я сам не могу решить эти вопросы, и поэтому я осмелился написать Вам. Речь идет о важном политическом шаге, и я решаюсь Вас просить поручить кому-либо сообщить мне Ваше мнение о желательности моей подписи под таким документом. Если руководящие товарищи передадут мне, что опубликование документа и моя подпись могут быть полезными для защиты Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу “Письмо в редакцию”.
С глубоким уважением Илья Эренбург» [196] .
Письмо Эренбурга было обнаружено после смерти Сталина на «ближней даче» среди других бумаг, из чего можно заключить, что оно дошло до адресата.
Г. В. Костырченко, ссылаясь на архивные документы, утверждает, что Сталин все же не позволил Эренбургу «уклониться от исполнения номенклатурного долга», и его подпись, наряду с прочими (С. Я. Маршак, В. С. Гроссман, М. И. Ромм, Л. Д. Ландау, И. О. Дунаевский и др.), появилась под обращением [197] .
196
Вестник (Москва). 1997. № 1.
197
Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 681.
«Как известно, — констатирует Г. В. Костырченко, — обращение еврейской общественности так и не появилось в печати.
Думается, сам Сталин успел незадолго до приступа смертельной болезни отвергнуть эту идею, исходя из того соображения, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне коллективной петиции евреев будет свидетельствовать о том, что в стране продолжает существовать пресловутый “еврейский вопрос”. Возможно, что до диктатора в конце концов дошел смысл предостережения, прозвучавшего в письме Эренбурга: “Опубликование "Письма", подписанного учеными, писателями, композиторами и т. д. еврейского происхождения, может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду”» [198] .
198
Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 682.