Почтальон
Шрифт:
Вскоре после появления почтальонов выяснилось, что существует побочный эффект. Что сеансы связи действуют на нас как наркотик. Что почтальоны привыкают. И вскоре попадают в зависимость от сеансов. А значит, в зависимость от напарника. Сливаясь с ним в единое целое, словно сиамские близнецы. Только, в отличие от них, не физически, а ментально. А ещё выяснилось, что смерть одного из напарников
Пальмира. Её открыли совсем недавно и сразу начали осваивать. Контрактникам-первопроходцам платят огромные деньги, сумасшедшие. Контракт на десять лет, и связи с Землёй практически нет — радиоволны доходят за пять лет, сверхсветовой почтовик класса альфа — за год.
— Ты здесь, Иван?
— Да. Здесь.
Здесь… Парсека так за полтора.
— Сергей Ляхов, тридцати двух лет, — передаёт Отто. — Из первой партии, контракт истекает через три года. Ничего особенного — обычный парень. Говорят, дружелюбный. Надёжный. Женился недавно.
— Как женился? На ком?
— На докторше из стационара. Ему повезло, за ней многие ухаживали. У нас с женщинами туго, ты знаешь.
— Да, знаю. Спасибо, брат. До связи.
— До связи, брат.
Я набираю номер.
— Здравствуйте, Лена. Это Иван. Вам письмо.
Она молчит. Лицо побледнело, застыло. Закушенная губа. Глаза…
«Люблю, скучаю, — бесстрастно зачитываю я. — Считаю дни. Сергей».
«Уважаемая госпожа Долорес Кинтана! С прискорбием сообщаю, что ваш муж Алесандро Кинтана трагически погиб при отражении атаки на расположение лагеря. Примите мои искренние соболезнования. Полковник Исидро Коноэ».
«Уважаемая госпожа Гейл Шеннон! С прискорбием сообщаю, что ваш брат Дойл Шеннон трагически погиб при отражении…»
«Уважаемый господин Анджей Ковальски! С прискорбием сообщаю, что ваш сын Адам Ковальски…»
— Иван! — срывается Отто. — Я буду лишь называть имена, записывай. Все тексты стандартные. У нас была резня, брат. Бойня. Уцелели меньше, чем каждый третий. Нас эвакуируют, спасательные корабли вышли с базы. Иван! Ты слышишь меня, Иван!?
Я слышу. Я записываю. Тадеуш Кроничек. Джузеппе Альбертини. Василий Корнев. Аделаида Наварро. Фамилии «Ляхов» в списке погибших нет. Фамилии «Ляхова» — тоже нет.
Сеанс длится два с половиной часа.
— Нас осталось меньше пятисот че…
Сигнал внезапно обрывается.
— Отто! — кричу я, кажется, вслух. — Отто!!!
Бессильно сползаю с кресла на пол. Дотягиваюсь до кнопки вызова медперсонала. Теряю сознание.
— Здравствуйте, Лена. Вам письмо.
Я собираюсь с духом. Текст заучен наизусть. Ложь номер два. Ложь во спасение. Во спасение ли?
«Уважаемая госпожа Елена Ольховская. С прискорбием сообщаю, что ваш жених Сергей Ляхов трагически погиб при отражении атаки на расположение лагеря. Примите мои искренние соболезнования. Полковник Исидро Коноэ».
Я набираю в грудь воздух. Надо произнести двадцать семь слов.
— Иван! Вы ведь солгали мне тогда, Иван?
— ?..
— Я знаю, что солгали. Серёжа не писал мне. Я потеряла его. Давно уже потеряла. Нет смысла, Иван. Нет смысла жить. Простите.
Потеряла… Мужчину, который давно о ней забыл. Теперь не хочет жить. Что ж, мне это знакомо. Я тоже не хотел жить, когда после двух недель непрерывных попыток связаться с Отто окончательно уверился, что его больше нет. Что он не выдержал последнего сеанса. Я потерял брата. Потерял свою вторую половину. Голос на другом конце линии. Отражение в зеркале, которое никогда не видел.
Я не хотел жить. Врачи вытаскивали меня из депрессии месяц. Им кажется, что вытащили.
Отто больше нет. Остался лишь я. Обрывок телефонного провода. Бесполезный, бессмысленный. Непарный почтальон. Половина человека.
Эта девочка. Верная. Потерявшая, как и я. Может быть, она…
— Лена, где вы сейчас? Мы можем встретиться?
— Вы… Вы хотите видеть меня, Иван?
— Да. Хочу. Где вы?
— В Звенигороде. Это… это под Москвой. Иван, вы правда хотите видеть меня?
— Я вылетаю. Диктуйте адрес.