Почти идеальный герой
Шрифт:
В отделе было несколько мужиков, связавших свою жизнь с потерпевшими, свидетелями и даже подозреваемыми. И ранее судимыми. И вполне счастливы. Потому что любят не за что-то. А просто любят. Тоже заразились.
Матвей совершенно искренне не хотел такого сюжетного поворота для Татьяны. И не потому, что это грозило плевком в его физиономию или пощечиной с оттяжечкой. Просто не хотел. Самое странное, что они даже не «поресторанились», не говоря обо всем остальном. И ее наверняка интересует только судьба брата, а не помыслы какого-то мента. Хоть и висящего на Доске почета.
Что делать? Пошла борьба разума с чувством. И там, и там
А значит, надо до завтра найти Китаева. Или его убийцу. Или хотя бы подозреваемого. И предоставить его Панфилову.
…Но где-то там, глубоко в подсознании скреблась истинная причина. Это надо не Франции, это надо тебе. Отличный шанс стать героем в ее глазах… Которого она ждет.
Бердяев достал мобильник и набрал номер.
– Степа. Давай встретимся.
Глава четвертая
Встретились. Дома у того самого дважды судимого. По фамилии Трефилов, по кличке Треф. Полтинник годков за душой, девять из которых на строгом режиме. С месячными каникулами между ходками. Обитал на другом конце города. Он отказался встречаться на стороне. То ли из-за здоровья, то ли настроения не было. Скорее, первое – огромная лимфома украшала череп за ухом, напоминая о скором завершении жизненного пути. Матвей его не знал, он не информационный центр, чтобы знать всех местных уголовников. Степан же познакомился с ним случайно, работая над материалом по реабилитации освободившихся. Помог решить какую-то житейскую проблему. Сидел Треф по статьям авторитетным – первый раз за мошенничество, второй за разбой. Напал с липовым автоматом на круглосуточную аптеку. Но был пойман случайно оказавшимся там гибэдэдэшником, покупавшим настойку боярышника для своей больной бабки. В итоге семь лет в северных широтах. Из положительных жизненных итогов – дочь от случайной знакомой и реакция Вассермана. Дочку любит как единственного родного человека. Поэтому готов на все. У дочки проблема. Взяла хату в ипотеку, да силенок не рассчитала.
Вообще-то идея с псевдоразоблачением не так проста, как казалось бы обывателю. Любая нестыковка – и вместо алмазовской премии пара статей в активе. А изучать улики будут под микроскопом. Не столько следствие и суд, сколько мировая общественность. Ибо первое, что приходит в голову либерально настроенному гражданину, – ага, нашли крайнего, а истинный убийца гуляет. И это пугало. Но Матвей решил хотя бы навскидку представить сдачу в плен Трефилова и, если дебет с кредитом не сойдется, плюнуть на затею, пожертвовав внезапно возникшим «приязненным» отношением к Тане. Татьяне Борисовне.
Беседовали на прокуренной кухне, двери которой украшала свистнутая где-то табличка с гербом: «Представительство Ямало-Ненецкого автономного округа в Новоордынске». Трефилов предлагал простой и банальный до тошноты сценарий. Следил за «Китайским городовым», один из роликов зацепил за живое. Решил отомстить. Бросил в почтовый ящик Китаева записку, мол, есть серьезная инфа на одного из кандидатов. Предложил встретиться в парке Гагарина. Китаев приехал, он парень рисковый. И самоуверенный. Кто ж его тронет – он звезда. В машине Трефилов одним ударом заточки в сердце уложил несчастного, потом вывез труп на дочкиной «Весте» и сжег в кочегарке у приятеля, чтоб и следа этого гада не осталось. Либо утопил в реке, но где точно, не помнил – было темно и страшно.
Кочегарку Матвей стазу отверг. Придется привлекать приятеля, а это лишнее слабое звено. Так что – река. Течение сильное, труп могло унести за пару десятков километров, хрен найдешь, пока сам не выплывет. А он не выплывет. Второй важный момент – вещественные доказательства. Заточку лучше не светить – китаевской крови у них нет. Но зато есть след обуви на парковой дорожке. Возможно, совершенно левый. Фото есть в розыскном деле. Размер примерно Трефа. Степан вызвался найти туфли с аналогичным рисунком. След не очень четкий, ни один эксперт не докажет, что на сто процентов это та самая обувка. Вынесет заключение, что, возможно, она и есть. А возможно, и не она. Что вполне достаточно при прочих уликах. А самыми важными уликами будут те самые часы и записка. За часы ответственным назначили Степана, за записку – Матвея. И еще за волосы и слюни подозреваемого.
И теперь коварный план не казался таким уж нереальным. Но Мотя еще раз взвесил все «за» и «против». Все вроде бы складывалось. Панфилов не станет особо придираться к уликам, если сам найдет убийцу, а тот не пойдет в отказ. А до суда дело скорей всего и не дойдет – Трефилову остался месяц, не больше. По закону оно даже после смерти обвиняемого должно быть рассмотрено, если настаивают родственники. Но они не будут настаивать. И некому будет объяснять возможные нестыковки. И адвокат за «так» толстую задницу рвать не будет. Защищать честное имя усопшего. На мировую же общественность нашему правосудию плевать с балкона городского суда.
Но существует, конечно, один отрицательный момент. Как отреагирует на эту пургу настоящий убийца? Возможно, обрадуется, приняв либеральную версию, что менты нашли козла отпущения для получения обещанной награды и копать дальше не будут. А может, огорчится. Несолидно как-то получается. Какой-то урка на почве личных неприязненных… Зашквар. А если его поймают? Или с повинной придет. Тогда – вилы.
Ну и Татьяну придется огорчить. Она питает иллюзию, что Толик от кого-то прячется и жив-здоров. И Матвей эту веру всячески поддерживает. Но это лучше, чем в камеру присесть. Наверно…
– Только так договоримся, – предупредил Треф, выпустив в земную атмосферу очередную порцию папиросного дыма с ароматом травки, – бабок не будет – иду в отказ и всех сдаю. Без обид.
– Конечно, – подтвердил мистер Фейк, зачем-то похлопав себя по брюху, – бабки будут. И дедки.
– Матвей тоже кивнул, затем вынул часы, протянул уголовнику.
– Пальцы оставь. На стекле и сзади.
Затем поставил аптечную баночку для сдачи анализов.
– Плюнь. И вырви волосы.
Зэк смачно харкнул в банку, выдрал несколько жидких волосков, которые Бердяев переместил в конверт. Достал блокнот, вырвал листок и положил перед Трефиловым.
– Пиши записку. Степ, продиктуй.
Сам вышел из зоны табачного поражения. Кухня напоминала полигон с дымовой завесой. В коридоре набрал номер.
– Татьяна Борисовна, добрый вечер… Звонили из Следственного комитета, попросили опечатать квартиру Толи. Не волнуйтесь. Так полагается, чистая формальность. Хотите, за вами заеду? Тогда через час. До встречи.
В дороге снова началась кровопролитная борьба между разумом и чувствами.
– Что ты делаешь, Бердяев?! Опомнись, идиот! – в ужасе кричал в правое ухо разум. – Всего не предусмотришь! И, главное, чего ради?! Ладно бы куш на кону неподъемный. А тут баба какая-то!