Почти как «Бьюик»
Шрифт:
— Вы хотите сказать, что ни одному ученому не позволили изучить эту штуковину после того, как патрульный Рафферти и мой отец увидели его на заправочной станции? — спросил Нед. — Никто и никогда? Ни физики, ни химики? И никто не делал спектрографического анализа?
— Кажется, Биби приезжал еще раз, — ответил ему Фил, словно чуть-чуть оправдываясь. Сам, без «деток», с которыми обычно работал. Он, Тони и твой отец закатили в гараж какой-то большой прибор.., может, и спектрограф, но я не знаю, что он показал. А ты, Сэнди?
Я покачал головой. Из тех, кто мог ответить на этот вопрос, никого не осталось. Или на многие другие. Биби Рот умер от рака в 1998-м. Кертис Уилкокс,
Даже раскрыл замочек. Правда, закрывать его, уже на шее Тони, пришлось Арки. А потом Тони пристально, сдвинув брови, посмотрел на меня. Я увидел прежний, так хорошо знакомый мне взгляд, Тони вроде бы стал самим собой. Но глаза наполнились слезами и иллюзия исчезла.
"Кто вы, парни? — спросил он. — Я почти что вспомнил, — а потом добавил, буднично так, словно говорил о погоде:
— Я в аду, знаете ли. Это ад".
— Послушай, Нед, — сказал я. — Совещание в «Кантри уэй» служило одной-единственной цели. Копы Калифорнии пишут эти слова на борту своих патрульных машин, может, потому, что память у них не очень и им надо постоянно их видеть. Мы не пишем. Ты знаешь, о чем я говорю?
— Служить и защищать, — ответил Нед..
— Точно. Тони думал, что этот вроде бы автомобиль попал в наши руки по воле Божьей. Он не произнес этих слов, но мы поняли. И твой отец чувствовал то же самое.
Я сказал Неду Уилкоксу лишь то, что, по моему мнению, ему следовало услышать. Но не стал говорить об огне, который горел в глазах Тони и его отца. Тони мог читать проповедь, что наш долг — служить и защищать; мог говорить, что патрульные взвода Д, как никто другой, позаботятся об этом загадочном «бьюике»; мог даже позволить себе порассуждать, что когда-нибудь мы даже отдадим свою находку тщательно отобранной команде ученых, которую, возможно, возглавит Биби Рот. Он мог рассказывать эти байки и рассказывал. Но его слова ничего не значили. Тони и Керт хотели спрятать «бьюик», потому что не желали с ним расставаться. В этом и состояла главная причина, а все остальное служило ширмой, ее скрывающей. Этот загадочный, экзотичный, уникальный «роудмастер» принадлежал им, и они ни с кем не хотели делиться своим сокровищем.
— Нед, — спросил я, — ты не знаешь, остались ли после отца записные книжки, блокноты? Листы которых держались на спирали. Такие предпочитают школьники.
Нед сжал губы. Опустил голову, уставился в землю.
— Да, записные книжки и блокноты были. Мама говорила, что это, наверное, дневники. В своем завещании он просил маму сжечь все его личные бумаги, и она сожгла.
— Думаю, это логично, — кивнул Хадди. — Во всяком случае, соответствует тому, что я знаю о Керте и прежнем сержанте.
Нед вскинул на него глаза.
Хадди уточнил:
— Они оба не доверяли ученым. Ты знаешь, как называл их Тони? Несущие смерть. Он говорил, что их главная цель — отравлять все и вся, говорить людям, чтобы те ни в чем себе не отказывали, что знания никому не вредят, наоборот, несут свободу. — Он помолчал. — Была и другая причина.
— Какая? — спросил Нед.
— Секретность, — ответил Хадди. — Копы умеют держать язык за зубами, но Керт и Тони не верили, что ученые на это способны. "Посмотрите, как быстро стараниями этих идиотов атомные бомбы распространились по всему миру, — как-то сказал Тони. — Мы вот поджарили Розенбергов, но даже недоумки знают, что и без них русские через пару лет получили бы атомную бомбу. Почему? Потому что ученые любят болтать. Та штуковина, что стоит в гараже Б, возможно, не эквивалент атомной бомбы, но кто знает, как все может обернуться. В одном можно быть уверенным: она не станет чьей-то еще атомной бомбой, пока стоит здесь, укрытая брезентом."
Но я думаю, что это лишь часть правды. Время от времени я задавался вопросом, а приходилось ли Тони и отцу Неда говорить об этом.., я про долгие вечера по будням, когда на дорогах более или менее спокойно, патрульные кучкуются наверху — кто спит, кто смотрит кино по видику или жует приготовленный в микроволновке поп-корн, а внизу только двое, Тони и Керт, сидят в кабинете первого, за закрытой дверью. И вопрос мой в следующем: хоть раз заходила у них речь о главном, докапывались они до сути — «У нас есть что-то такое, чего нет нигде, и мы держим его при себе»? Полагаю, нет. Потому что они все понимали без слов, достаточно было посмотреть друг другу в глаза. И видели в них одно и то же: желание прикоснуться к чему-то, заглянуть в него. Черт, да хоть просто ходить вокруг. Это же загадка, тайна, чудо. Но я не знал, сможет ли этот мальчик принять мои слова на веру. Теперь я понимал, что он не просто скорбит об отце — злится на него за безвременный уход. В таком настроении он мог воспринять их поведение как воровство, а вот этого я бы утверждать не стал. Может, толика правды в этом и была, но далеко не полная правда.
— К тому времени мы уже знали о светотрясениях, — сказал я. — Тони называл их «явлениями рассеивания». Он думал, что «бьюик» от чего-то избавляется, сбрасывает это что-то, как статическое электричество. Помимо секретности и желания оставить у себя удивительную находку, в конце семидесятых у жителей Пенсильвании, не только у копов — у всех, был очень серьезный повод не доверять ученым и инженерам.
— Три-Майл, — кивнул Нед.
— Да. Кроме того, этот автомобиль не только залечивал царапины и отбрасывал пыль. Он мог еще много чего.
Я замолчал. Слишком уж длинным получался рассказ.
— Давай расскажи ему. — В голосе Арки слышалась злость. — Ты же сказал ему, что это не пустая болтовня, так давай рассказывай остальное. — Он посмотрел на Хадди, на Ширли. — Даже о 1988 годе. Да, даже об этом. — Он замолчал, вздохнул, посмотрел на гараж Б. — Останавливаться слишком поздно, сержант.
Я поднялся, через автостоянку направился к гаражу Б.
За спиной услышал голос Фила: «Нет, не надо. Не ходи за ним, парень, он вернется».
И это характерная особенность тех, кто сидит высоко — люди могут так о них говорить и практически никогда не ошибаются. За исключением случаев, связанных с инфарктами, инсультами, пьяными водителями. За исключением случаев, в которых мы, смертные, усматриваем волю Божью. Люди, которые сидят высоко, которые работали, чтобы усесться на это место, и работают, чтобы усидеть, никогда не говорят: да пошли вы, — чтобы потом отправиться на рыбалку. Нет. Мы, эти люди, продолжаем застилать постели, мыть посуду, скирдовать сено и при этом стараемся изо всех сил. «Ах, что бы мы делали без тебя», — говорят про таких. Ответ прост: большинство тех, кто говорит, делали бы то же, что и всегда. Чтобы потом отправиться в ад в деревянном ящике.