Почти как люди: Фантастические романы
Шрифт:
Но когда я включил было у себя в гостиной телевизор и попробовал смотреть и слушать, мне стало совсем невмоготу.
Комментатор — один из самых популярных — разглагольствовал с необычайным хладнокровием и уверенностью:
«…Никакой возможности проверить, действительно ли приспособление, которое сейчас вращается в нашем небе, в состоянии сыграть роль, для которой, как уверяет наш гость из другого мира, мистер Смит, оно предназначено. Оно многократно было замечено радарными установками и всякими наблюдательными пунктами, но, похоже, что по тем или иным причинам… они сразу же теряют его из виду; были также сообщения, и как будто вполне достоверные, о случаях визуального наблюдения. Но более точных и определенных сведений пока получить не удалось.
В Вашингтоне, очевидно, полагают, что неизвестному существу — а нам ничего не известно ни о его личности, ни о расовой принадлежности — едва ли можно просто поверить на слово. Видимо, сегодня в столице ждут дополнительных заявлений, исходя из которых, возможно будет прийти к более обоснованным выводам, и лишь после этого, вероятно, будет обнародовано какое-либо официальное сообщение. Такова, разумеется, версия для широкой публики: что делается за кулисами, можно только догадываться. И смело можно сказать, что то же самое происходит во всех столицах на всем земном шаре.
Совсем иное настроение царит вне правительственных сфер. Новость повсеместно вызвала бурю восторга. В Лондоне стихийно возникли манифестации, по улицам движутся веселые, праздничные шествия; Красная площадь в Москве заполнена шумной, ликующей толпой. Как только новость распространилась, во всех странах в церкви и храмы начал стекаться народ, спеша вознести благодарственные молитвы.
В народных массах не чувствуется ни малейших сомнений и колебаний. Как у нас, в Соединенных Штатах, так и в Англии, во Франции, да и во всем мире простые люди приняли странное заявление пришельцев за чистую монету. Потому ли, что человеку свойственно верить в то, во что хочется поверить, или по каким-то иным причинам, но факт остается фактом: недоверие, которым не далее как сегодня утром встретила новость широкая публика, рассеялось с поразительной быстротой.
По-видимому, общественное мнение отнюдь не склонно учитывать какие-либо привходящие обстоятельства и предполагаемые осложнения. Перед вестью о том, что отныне ядерная война невозможна, все остальное стало мелким и ничтожным. Это лишь показывает, в каком молчаливом, быть может подсознательном, но страшном и тягостном напряжении жило до сего дня человечество…»
Я выключил телевизор и пошел бродить по дому; быстро темнело, шаги мои непривычно гулко отдавались в пустынных комнатах.
Хорошо этому благодушному, самодовольному комментатору сидеть где-то там, за тысячу миль, в ярко освещенной студии и, по-актерски играя отлично поставленным голосом, неторопливо рассуждать о том, что происходит. Хорошо им всем, всем, кроме меня, даже здесь, в Милвилле, сидеть и слушать его рассуждения. А я не могу слушать… просто выдержать не могу.
Отчего я терзаюсь, виноват я, что ли? Может, и виноват, ведь не кто-нибудь, а я принес на Землю ту машинку, не кто-нибудь, а я привел Смита на пресс-конференцию у барьера. Я свалял дурака — ох, какого же я свалял дурака! — и мне чудится, что всему свету это известно.
А может, после разговора с Нэнси в глубине души у меня зреет уверенность, что есть какая-то малость, какой-то пустяк, случайность, неясное побуждение или мелкое обстоятельство, которое я прозевал, которое никому из нас не удается заметить и понять, — и если бы только уловить эту крупицу истины, все разом станет просто и ясно и в надвигающейся перемене мы увидим некий смысл?
Я искал эту неизвестную величину, туза, который нежданно обернется козырным, неприметную малость, которую все мы проглядели и которая, однако, сулит последствия необычайной важности, — искал и не находил.
А может быть, я все-таки ошибаюсь. Может быть, ее и нет, этой спасительной неизвестной величины? Просто мы попали в капкан и обречены, и надеяться не на что.
Я вышел из дому и побрел по улице. Идти никуда не хочется, но надо: может, от ходьбы, от вечерней свежести прояснится голова.
За полквартала от дома я услыхал постукивание. Оно как будто приближалось, а вскоре я различил какой-то белый ореол, который словно бы подскакивал в такт этому мерному стуку. Я остановился и смотрел, не понимая, а постукиванье и вздрагивающий белый круг все приближались. Еще минута — и я понял: навстречу, в ореоле снежно-белых волос, шла миссис Тайлер, опираясь на неизменную палку.
— Добрый вечер, миссис Тайлер, — сказал я как мог тихо и ласково, чтоб не испугать старуху.
Она остановилась, повернулась ко мне.
— Это Брэдшоу, да? Я плохо вижу, но я узнала тебя по голосу.
— Да, это я. Поздно вы гуляете, миссис Тайлер.
— Я шла к тебе, да только прошла мимо твоего дома. Забывчива стала, вот и прошла мимо. А потом вспомнила и повернула обратно.
— Что я могу для вас сделать?
— Так ведь все говорят, ты видел Таппера. Даже погостил у него.
— Это верно, — признался я.
Меня даже в пот бросило, я со страхом ждал следующего вопроса.
Она придвинулась ближе, закинула голову, всмотрелась мне в лицо.
— А правда, что у него там хорошая служба?
— Да, — сказал я, — очень хорошая.
— И начальство ему доверяет?
— Да, так я понял. Я бы сказал, ему доверен немаловажный пост.
— Он что-нибудь говорил обо мне?
— Да, — солгал я. — Он про вас спрашивал. Сказал, что все хотел вам написать, да уж очень занят.
— Бедный мальчик, он всегда был не мастер писать. А выглядит он хорошо?
— Очень хорошо.
— Я понимаю, он на дипломатической службе. Кто бы подумал, что он станет дипломатом. По совести сказать, неспокойно мне за него было. И понапрасну беспокоилась, глупая старуха, — ведь правда?
— Да, конечно, — сказал я. — Он вполне преуспевает.
— А когда он собирается домой, не говорил?
— Пока не собирается. По-видимому, он очень занят.
— Ну что ж, — весело сказала миссис Тайлер, — теперь мне незачем его искать. Можно и отдохнуть. Не надо выбегать каждый час на улицу смотреть, не идет ли он.
Она повернулась и пошла было прочь.
— Миссис Тайлер, — сказал я, — позвольте, я вас провожу. Становится темно.
— Да что ты! — возразила она. — Зачем меня провожать? Я ничего не боюсь. Раз я знаю, что Тайлер жив и здоров и хорошо устроился, мне теперь ничего не страшно.