Почти как три богатыря
Шрифт:
Услышав приглашение взволнованный колдун и тут не остановился. Подобрав полы плаща, чтобы пробраться через толпу к Квазиморде Василевс улыбнулся товарищам.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – шепнул ему напоследок Сероволк.
– И я. надеюсь! – ответил Премудрый. – А если всё-таки не вернусь, прошу считать меня военкомом, – невнятно пробубнил колдун и покинул оставшихся в толпе товарищей.
– Что он сейчас сморозил? – переспросил цыган у Царевича.
– Я тоже, не понял, о чём это он, – пожал плечами Иван. – Вернётся, спросим.
– А если не вернётся?
– Что
(Если кто и здесь не в курсе, у них «военкомами» величали посмертных героев, которые до последнего вздоха не покидали передовую, то есть всё как у нас).
Тем временем, Премудрый добрался до эшафота, с которого на него мрачно поглядывала приговорённая провидица.
– Что ты хотел нам поведать, уважаемый? – спросил инквизитор, когда Василевс остановился рядом с ним. – Только обещай говорить голую правду, нелицеприятную правду, одну лишь правду и ничего кроме правды! Аминь!
Э-эм, да! С такими запросами, господа хорошие, мне, может, и вовсе не начинать прения сторон, подумал колдун, но вслух сказал иное.
– Хорошо! Обещаю говорить только голую нелицеприятную правду и ничего кроме голой нелицеприятной правды!
– Замечательно! Теперь можешь говорить!
Колдун нашёл глазами своих спутников, которые знаками показывали ему не менжеваться, затем посмотрел на прекрасную провидицу, которая хоть и впервые видела его, но тоже следила за его действиями с немалым интересом и начал говорить «голую правду».
– Я колдун! – сказал Василевс первую правду, и народ по привычке дружно ахнул, а колдуна прорвало: – Да, колдун я и маг, и что же?
Разве маг алхимичить не может? Разве звёзды читать негоже? Разве числа слагать не множить? – все, включая Несмеральду, пытались уловить смысл говоримого Василевсом, но у них это получалось довольно слабо.
Только Квазиморда знал о чём речь, но не вмешивался, сам виноват, что насчёт «голой нелицеприятной правды» заикнулся.
– Я волшебник, друид и знахарь! – продолжал резать правду-матку Василевс. – А друзья мои вор и пахарь! Я с бродягами жарю спирт! На спирту том колба стоит! А у вас инквизиторов дуболомных, иезуверов орда узколобых! Они все у вас эти. готики! Друг по дружке стреляют «дротики»! – инквизитор поморщился, но не перебивал: покамест колдун говорил «только правду» и, из песни слов не выкинешь, «ничего кроме правды». – И зря делитесь вы на касты! Вы ведь все, как один, «папуасты»! Ну а псы ваши иезуверы! По повадкам и по манерам, я сказал бы, да здесь есть женщина, жертва вашей алчной военщины! А ещё я знаю такое! Вас самих всех за это «закроют»!
– Хватит!!! – не выдержал «голой правды» иерарх Ордена Иезуверов и подал сигнал вспотевшим от разоблачительных слов колдуна монахам увести последнего с глаз долой. – Он всё сказал! Симптоматика ясна: он одержим балбесами, и мы его вылечим.
Несмеральда с одной стороны, толпа обалдевших зевак – с другой, и спутники колдуна – с третьей, так и не поняли, чего добивался Василевс своей изобличительной речью. Ну не на костёр же, в самом деле, напрашивался.
Но не тут-то было. Из толпы очевидцев и стоявших рядом с ними ротозеев и случайных свидетелей выскочил человечек в сером балахоне и, подобравшись к Квазиморде, что-то продолжительно нашептал тому на ухо.
– Глянь! Это тот, ароматный! – узнал в нём Сероволк недавнего «парфюмера».
– Ага! – согласился с Яковом Ваня. – Жалуется, небось, иезувер поганый, на твою «заботу»! Видишь, на кого ты народную денежку потратил.
Тем временем Квазиморда остановил процессию, уводившую колдуна, которому уже успели заткнуть рот кляпом на всякий случай.
– В виду открывшихся обстоятельств, – злорадно потёр руки инквизитор.
– А именно то, что охмурённый бесами колдун упоминал господа всуе, и более того богохульствовал при свидетелях, – Квазиморда показал на человека в сером, тот в свою очередь грациозно поклонился, но капюшон так и не снял, – то единственным средством избавления чакр колдуна от злых чар остаётся костёр инквизиции!
Иван с цыганом озабоченно переглянулись – пора бы уже и вмешаться, но колдун окончательно ввёл их в ступор.
– Да здравствует суд инквизиции! Самый гуманный и справедливый суд в мире! – провозгласил Василевс выплюнув кляп и зааплодировал.
Его поддержал только человек в сером, но, получив подзатыльник от Квазиморды, молниеносно растворился в толпе.
– Кажись, наш мудрец всё же съехал с катушек! – сообразил, в чём собственно дело, Царевич, беря Сероволка за плечо. – Пошли, попробуем взять его на поруки.
Но тут его руку словно огнём обожгло. Он отдёрнул её от цыгана и осмотрел. Оказалось, это найденное в катакомбах кольцо раскалилось за краткий миг и теперь, также быстро остынув, оставило на своей поверхности новую надпись: «Не лезьте, он знает, что делает».
– Хорошо, не пойдём, – согласился с непростым перстнем Иван. – Посмотрим, что дальше будет.
– То пойдём, то не пойдём, – рассерженно проворчал цыган. – Определись уже, будем забирать Васю, не будем! Сейчас из него шашлык сварганят у нас на глазах, как потом перед твоими «налогоплательщиками» отчитываться будем?
– Не переживай, отчитаемся! – бросил Царевич, наблюдая, как рядом с прорицательницей привязывают Василевса. – Я, кажется, догадался, куда он клонил.
– И куда?
– Смотри. Сейчас он шоу нам устроит.
Тоже сообразив, «куда клонил» Василевс, Яков с интересом стал наблюдать за происходящим на лобном месте. Жаль, семечки кончились.
– Эй, сумасброд! – любезно окликнула Несмеральда привязанного рядом колдуна. – Это что было? Лебединая песнь самоубийцы?
– А ты неплохо держишься для «курочки гриль», юморишь ещё, – похвалил смелую женщину Василевс.
– Я прорицательница! – ответила Несмеральда. – И я точно знаю, что сегодня не умру. Вот и не напрягаюсь.
– Правильно! Не умрёшь, потому что я тебя спасу.
– Это как?
– Ты у нас ясновидящая, угадай!
– Слушай, такие мелочи, как, допустим, кто и каким образом меня спасёт, мне видеть не дано. Я предвижу конечный результат.
– Ни чего себе мелочи, – оскорбился Василевс. – Я ради неё, понимаешь, жизнью рискую, и я же «мелочь».
– Не обижайся! Это я образно выразилась.