Почти высокие отношения
Шрифт:
– Тогда придется остаться, – с облегчением выдохнул Олег.
– Придется, – тщательно скрывая радость, гукнула Лена. Вот теперь она понимала Карякину.
Мама отреагировала на удивление ровно.
То есть сначала, едва услышав в трубке голос дочери, она заревела, как реактивный самолет:
– Ты соображаешь, что уже полночь? Где ты? У меня закончилась валерьянка…
– Мам, – перебила ее Лена. – Я у подруги ночевать останусь, завтра позвоню.
Вероника Федоровна подавилась набирающим обороты рассказом о своем сердечном приступе и ошарашенно поинтересовалась:
– У какой еще подруги?
– Ты ее не знаешь…
– Ну наконец-то! Слава богу! – охнула мама. – Ночуй!
После этого напутствия из трубки понеслись короткие гудки.
– Ну как? – поинтересовался Олег.
– Нормально, – обалдело кивнула Лена.
– Ты какое белье больше любишь:
– Чистое, – машинально ответила она, чувствуя себя партизаном в окружении: отступать было некуда.
Утром она получила в постель завтрак, который от неожиданности едва не вывернула на себя. Чувство неловкости липкой паутиной опутало ее и не отпускало. Лена никак не могла заставить себя посмотреть Олегу в глаза. Придерживая подбородком толстый край одеяла, она пыталась откусить булочку и при этом не накрошить на изумительной красоты голубое шелковое белье. Все было не так. Лена терпеть не могла шелк, без одежды чувствовала себя абсолютно незащищенной и уязвимой, волосы падали на лицо, норовя попасть в чашку с кофе, а присутствие Олега ее напрягало. Он внимательно и ласково смотрел на нее, а она думала только о том, что хочет умыться, почистить зубы, посетить удобства и позавтракать за кухонным столом, закутавшись в теплый халат. Но если тебя будит возлюбленный, тряся перед носом подносом, на котором неуверенно подрагивает фарфоровый наперсток с парой глотков кофе и золотится булочка, то надо соответствовать моменту, а не нестись мимо него в туалет с криком «сейчас вернусь». По теории, вынесенной Леной из красивых жизнеутверждающих мелодрам, соответствующая моменту женщина должна просыпаться с почищенными зубами, причесанная и накрашенная. Тогда кофе в постель и утренний поцелуй будут выглядеть естественно. Теория кардинально расходилась с практикой.
… – привыкнешь, – утешала ее Карякина. – Это у тебя от неожиданности такая реакция. У меня в первый раз тоже так было.
– Свет, твой первый раз был сто лет назад! А я уже пожилая тетка! Я в состоянии оценить свои ощущения. Мне страшно. Я, кажется, его не люблю.
– А он вообще, как? – с любопытством спросила Светка. – Ну, в этом смысле…
– Все познается в сравнении, – печально сообщила Лена.
– А, ну да, извините. Забыла, с кем разговариваю. Так не вопрос. Надо набраться опыта, чтобы было с чем сравнивать! – не унывала Карякина.
– Какого опыта? Ты с ума сошла? Мне бы тут разобраться!
– Разберемся, – уверенно подбодрила ее Светка.
– Нет уж. Давай я сама как-нибудь.
– Если что, зови на помощь, – мотнула головой подруга. – Я всегда в этих делах подсобить могу.
– Кто бы сомневался, – Лена грустно ковыряла ноготком скатерть на Светкином кухонном столе. – Не в этом дело. Он для меня какой-то чужой. Как будто я на него со стороны смотрю.
– Ну правильно, а откуда еще тебе на него смотреть. Чтобы стал свой в доску, надо вместе пачкать белье, посуду, мусорить в квартире, а потом на повышенных тонах разбираться, кто больше пачкает и кто должен это все убирать. Это называется семейная жизнь, зато можно спокойно чесаться в присутствии любимого, икать, чихать, сморкаться и давить прыщи. Погоди, поживете вместе, перестанешь стесняться, разглядишь его дефекты, он – твои, начнете обмениваться информацией по этому поводу, нарожаете детей, построите дачу и будете жить как люди. В том смысле, что все эти высокие материи, которые тебя волнуют сегодня, через пару лет уже будут порезаны на большие половые тряпки и мелкие тряпочки для пыли.
– Это схема семейного счастья? Жутковато.
– Это жизнь. И не выпендривайся. Захочешь красоты, заведешь любовника. И будет тебе снова – ужин при свечах, кофе в постель, только тогда ты уже будешь воспринимать все правильно. Это будет перманентный праздник между кастрюльно-кухонными буднями.
– Можно подумать, что ты это все на практике изучила.
– Я умею слушать людей и учусь на чужих ошибках, а не на своих.
Лена могла бы возразить, исходя из собственного опыта просмотров Светкиных кавалеров, но не стала. Если Карякина считает, что учится на чужих ошибках, то путь живет в приятном неведении.
– Лен, не закатывай глаза, как обожравшаяся курица. Пользуйся моментом. Мужик красиво ухаживает – радуйся. Драться и выпихивать друг дружку выносить помойное ведро вы будете позже. Не старайся приблизить этот замечательный момент. Он все равно настанет, и чем позже, тем лучше.
– Ладно, – Лена махнула рукой. Светка говорила все правильно, но внутреннее напряжение и неопределенность
Они договорились с Олегом, что сегодня она опять приедет ночевать к нему. Лена шла нога за ногу, стараясь оттянуть момент встречи, но, едва он открыл дверь, она моментально забыла все свои сомнения. Все-таки это была любовь. Настоящая, первая, сумасшедшая и наивная.
Жизнь Лены стала похожа на сказку. Олег не просто ухаживал или заботился, он делал это все красиво, продуманно и даже эффектно. Лену беспокоили только два момента: что вся эта идиллия внезапно закончится и то, что она никак не могла к нему привыкнуть. Лена боялась выглядеть глупо, боялась сказать что-нибудь не то или повести себя не так. Все то, что она говорила Карякиной, начитавшись брошюр типа «Как влюбить в себя мужчину», использовать самой никак не удавалось. Она точно помнила, что женщина должна максимально долго оставаться гордой и недоступной для намеченной жертвы. Данный пункт под давлением обстоятельств она перешагнула, даже не попытавшись претворить в жизнь эту народную мудрость. Избитая фраза о том, что надо знать себе цену, многократно озвученная Леной применительно к карякинским ситуациям, оказалась довольно скользкой и не совсем ясной. В чем это должно выражаться? Как себя вести, чтобы эмоционально недоразвитый тип, сопящий рядом по ночам и не понимающий тонких намеков и подтекстов, тоже осознал эту самую цену и не торговался? Мамины советы «не вилять хвостом» вообще никуда не годились, поскольку Лене судорожно хотелось понравиться кавалеру. Поэтому она не просто «виляла», а трясла им так, что позвоночник вибрировал круглые сутки: Лена ходила по квартире в таком виде, словно каждую секунду ждала прихода гостей, готовила какие-то умопомрачительные блюда, требовавшие перемазать неисчислимым количеством ингредиентов всю посуду, имевшуюся в наличии, красилась, едва почистив зубы, а косметику снимала поздно ночью, когда Олег уже сладко спал. В общем, она невероятно устала от этого каждодневного парада и ощутила отчетливую необходимость «уйти в отпуск». Олег отреагировал на ее предложение пожить отдельно неожиданно бурно.
– Мы вместе всего две недели, и ты уже хочешь от меня отдохнуть? А как же я? Я не могу без тебя, ты нужна мне каждую минуту, каждую секунду. Как это – отдельно?
Если учесть, что при всей эффектности и безупречности его ухаживаний он продолжал тактику, избранную в самом начале, а именно: без предупреждений пропадал куда-то, возвращался за полночь, всего пару раз встретил ее с работы, так и не дав Лене возможности погордиться перед сослуживцами своей «пристроенностью», и ловко уходил от ответов на вопросы о планах на жизнь, то его неподдельное горе по поводу временной разлуки плохо поддавалось разумному объяснению. Если бы Лена смогла оценить ситуацию объективно, то она, наверное, имела бы полное право обидеться на столь замысловатую синусоиду их отношений, но она варилась внутри ситуации, как фрикаделька в супе, и смотрела на мир сквозь радужные пузыри своего эмоционального бульона.
Олег действительно оказался довольно состоятельным. Когда Лена слегка освоилась в его апартаментах, изучила инструкции к бытовой технике и начала привыкать к тому, что при выборе продуктов в супермаркете можно не экономить и не шевелить губами, сопоставляя цены покупок и наличность в кошельке, она начала работать над собой в психоэмоциональном плане. Вернее, работали они вместе с Карякиной, которая ломилась посмотреть на жилище подружкиного кавалера, а подружка, в свою очередь, желала быть проконсультированной на расстоянии, поскольку стеснялась спросить Олега, можно ли ей пригласить Светку в гости. К себе домой она Карякину пригласить могла, а здесь Лена сама чувствовала себя гостьей, и это пугало и расстраивало ее больше всего. Когда Олег был рядом, она забывала обо всех своих переживаниях, но стоило ей остаться одной, как в голову упрямыми шурупами начинали ввинчиваться мысли о том, что все не так. В евроремонтовском великолепии его квартиры она чувствовала себя как рыбак на оторвавшейся льдине: страшно хотелось на берег.
Карякину такое положение вещей не устраивало.
– Как я могу дать нормальный совет, если не вижу, где и как он живет. И что у тебя за место в его жизни, если ты не имеешь права голоса? – возмущалась Светка.
– Право голоса я имею, только подавать его лишний раз не хотелось бы, – честно отвечала Лена.
– Если ты с самого начала дашь ему понять, что он главный, то потом изменить что-либо уже не получится. Ты готова всю жизнь оставаться на вторых ролях? – восклицала подруга, испытующе изучая Лену суровым взглядом.