Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству
Шрифт:
Несмотря на архаичность языка, все понятно.
Кто же были те офицеры, что начинали заниматься политикой? Попробуем понять это на примере совершенно разных людей.
Начнем с Петра Петровича Шмидта.
Будущий «красный лейтенант» родился в семье потомственного офицера. Отец его – также Петр Петрович Шмидт – получил при отставке чин контр–адмирала. Дядя, Владимир Петрович Шмидт, имел чин адмирала. Именно дядя (к моменту смерти отца Петру Петровичу Шмидту–младшему было лишь 22 года) стал главным помощником в карьере молодого офицера.
Служба молодого выпускника Морского училища изначально протекала достаточно нестандартно. Уже в 1888 г., спустя два года
Жена Шмидта, мягко говоря, выделялась из общей массы. Дочь мещанина, Доминикия Гавриловна Павлова, была профессиональной проституткой. Шмидт желал ее «нравственно перевоспитать», однако о действительных результатах этого эксперимента нам доподлинно ничего не известно. В феврале 1889 г. у супругов родился сын. Назвали мальчика Евгением (Остап Бендер, решивший для себя, что у «красного лейтенанта» было два сына – Николай и Василий – как мы видим, на этот раз ошибся). Больше детей в семье не было.
79
При выходе в отставку офицера обычно производили в следующий чин. Если же он возвращался на службу, то получал чин, который носил до отставки.
Любопытная деталь. В годы отставки Петр Шмидт жил в Париже, где всерьез увлекся воздухоплаванием. Он приобрел все необходимое оборудование и намеревался на Родине зарабатывать денег полетами. Однако, вернувшись в Россию для показательных выступлений, отставной лейтенант потерпел аварию на собственном воздушном шаре. В результате весь остаток жизни он страдал от болезни почек, вызванной жестким ударом аэростата о землю.
В 1892 г. Шмидт возвращается во флот с прежним чином мичмана, а спустя два года его переводят на Дальний Восток, в Сибирскую флотилию (таково было название будущего Тихо–океанского флота). Здесь он служит до 1898 г. на миноносце «Янчихе», транспорте «Алеут», портовом судне «Силач» и канонерке «Бобр». Затем 31–летний лейтенант зачисляется в запас и переходит служить на торговые (или, как тогда говорили, – «на коммерческие») суда. В 1901 г. его произведут в лейтенанты.
За шесть лет плавания на судах торгового флота Петр успел прослужить на пароходах «Игорь», «Диана» и «Кострома» (на первых двух – капитаном). С началом Русско–японской войны лейтенанта призвали на действительную службу и назначили старшим офицером огромного по тем временам транспорта «Иртыш» водоизмещением 15 тыс. т. Корабль предназначался для снабжения эскадры вице–адмирала Зиновия Петровича Рожественского необходимыми материалами и припасами. Недавний второй помощник капитана парохода «Кострома» прошел на транспорте лишь до египетского порта Суэц, где был списан на берег из–за очередного обострения болезни почек.
Несколько последующих месяцев Шмидт провел в составе Черноморского флота, командуя миноносцем № 253. В октябре 1905 г., он, неожиданно для своих друзей и знакомых, принял участие в политической демонстрации в Севастополе, после чего попал под арест. В ходе последовавшей за этим событием ревизии кассы миноносца выяснилось, что его командир растратил две тысячи рублей казенных денег, а на корабле уже некоторое время не появлялся.
Так или иначе, но седьмого ноября 1905 г. (не правда ли, символическая дата, хоть и по старому стилю) терпение морского начальства лопнуло, и Петр Петрович был уволен в отставку. Естественно, в чине лейтенанта – его производство в следующий чин было невозможно по многим причинам. Более того, практически все офицеры были уверены, что избежать суда экс–командиру миноносца № 253 удалось исключительно благодаря извечной протекции дядюшки–адмирала.
Вскоре после отставки Шмидт встал во главе «Союза офицеров – друзей народа», действовавшего в Севастополе. А дальше будет октябрьский мятеж на крейсере «Очаков», ход которого описан во множестве книг.
Отметим только некоторые детали восстания, которые могут поставить исследователя в тупик при попытке его осмысления. Начнем с того, что отставной лейтенант явился на крейсер при погонах капитана 2–го ранга, на ношение которых он не имел никакого права. Восставшие толком не использовали артиллерию корабля (по двенадцать 152–мм и 75–мм орудий), в результате чего все свелось к расстрелу «Очакова» правительственными силами.
И напоследок – самое интересное. Как свидетельствовали очевидцы, Шмидт первым покинул борт обстреливаемого крейсера, спустившись с сыном на стоявший у борта корабля небольшой миноносец № 270. Позже его найдут под палубным настилом, переодетым в робу кочегара. Как свидетельствовала команда миноносца, человек, поднявший вначале восстания сигнал «Командую флотом. Шмидт», был намерен бежать в Турцию.
Что же касается 16–летнего сына Петра Петровича, Евгения Петровича Шмидта, то он сумел покинуть Севастополь и после 1917 г. осел за границей. В 1926 г. он издаст в Праге, под фамилией «Шмидт—Очаковский», книгу воспоминаний, в которой будет резко критиковать советскую власть.
Возможно, ключевой причиной резкого перехода вполне лояльного режиму морского офицера на сторону революции, а также его дальнейших действий, сыграл факт, который исследователи советского периода старательно обходили стороной. Дело в том, что «красный лейтенант» уже во время учебы был подвержен серьезным нервным припадкам. По этой причине Шмидт неоднократно списывался на берег в связи с плохим психическим состоянием.
Напоследок, приведем слова человека, который несколько месяцев был соплавателем Петра Петровича – мичмана Гаральда Карловича Графа, офицера военного транспорта «Иртыш»:
По словам Графа, его старший офицер «происходил из хорошей дворянской семьи, умел красиво говорить, великолепно играл на виолончели, но при этом был мечтателем и фантазером». Лейтенант был склонен работать не систематически, а порывами. «Когда он по вечерам имел настроение, то садился у дверей каюты и начинал играть (на виолончели. – Н. М.)».
Нельзя сказать, что Шмидт подходил и под категорию «друзей матросов». «Я сам видел, как он несколько раз, выведенный из терпения недисциплинированностью и грубыми ответами матросов, их тут же бил. Вообще, Шмидт никогда не заискивал у команды и относился к ней так же, как относились другие офицеры, но всегда старался быть справедливым», – пишет Граф.
Заканчивает свои воспоминания морской офицер–мемуарист довольно–таки неожиданно:
«Зная хорошо Шмидта по времени совместной службы, я убежден, что, удайся его замысел в 1905 г. и восторжествуй во всей России революция… он первый бы ужаснулся результатов им содеянного и стал бы заклятым врагом большевизма».
Сам Петр Петрович свой резкий переход в стан противников режима объяснял так:
«Пребывание в Либаве в течение 8 месяцев, во время приготовления эскадры Рожественского, ярко осветило мне те язвы бюрократического режима, которых я не мог видеть в коммерческом флоте. Я видел, что в этом страшном механизме поощряется все, кроме честной работы. Я видел, куда идут кровавым потом добываемые миллионы, и мне стало отвратительно участвовать в нем».