Под чужим именем
Шрифт:
Сооружения разъезда отсюда не были видны — они скрывались за холмами. Если и там воняет так же, мне бояться нечего — на разъезде наверняка никого нет.
После развилки запах стал почти непереносимым, я сбросил скорость километров до пятнадцати и полез в противогазную сумку. Так, штука достаточно современная — коробка крепится прямо на маску. Сейчас мы ее наденем…
Бац! Лязг! Трах! Со страшным грохотом тепловоз во что-то врезался. Меня швырнуло на рычаги управления, и от боли потемнело в глазах. Я стал судорожно нащупывать рукоятку тормоза —
Что я и сделал. Потирая ушибленные места и ругаясь в резиновую маску, отчего сразу же запотели стекла, я вышел на мостик, чтобы посмотреть, какое препятствие встретилось мне на пути.
Н-да. Препятствием эту штуку можно было назвать только с большой натяжкой. Хотя, конечно, с такой скоростью не стоило к нему подходить.
К тепловозу прицепился вагон — обычный товарный вагон темно-кирпичного цвета, невесть как оказавшийся на дороге. Неужели его выкатило с завода взрывной волной или еще каким-нибудь образом?
Я спрыгнул на растрескавшуюся от жары землю и подошел к вагону. И только внимательно его осмотрев, я все понял.
Тогда, удирая с завода, я вывез все-таки шесть вагонов. Шесть, а не пять. Этот вагон и прицепился к моему составу шестым, когда я дал не тот ход — теперь я в этом был уверен. Мне и тогда, на разъезде, смутно припоминалось, что у последнего вагона тележки старого образца — с открывающимися без помощи ключей крышками букс. Остальные вагоны были более современными.
Я влез в пространство между вагоном и локомотивом и проверил автосцепку. Вроде, в порядке. Странно, как же он мог сам отцепиться? Непонятно… Хотя, конечно, такое случается. Впрочем, не в этом дело. Сейчас мы его проверим на предмет груза.
Вернувшись из кабины с монтировкой, я подобрался к двери, сшиб пломбу и закрутку, вспомнив при этом, что на других вагонах их не было и это меня тогда слегка удивило, и принялся отодвигать дверь.
Скрипя и визжа, тяжелая дверь отъехала в сторону, и я заглянул внутрь.
Вагон был пуст. Ничего не понимая, я полез в образовавшийся проем. Пусто. Ни одного мешка, ни одного даже обрывка упаковки. И очень чисто выметенный пол.
И только когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел аккуратно сложенные в глубине вагона какие-то ящики.
Я подтащил один из них к свету, щелкнул ножом и принялся за вскрытие.
Это было не так-то просто — ящик оказался очень аккуратно сколоченным из фанеры и был к тому же обшит стальной лентой. Когда я снял крышку, оказалось, что внутри еще один ящик, вернее, картонная коробка.
И только открыв ее, я увидел то, что принесло мне столько неприятностей и и опасностей.
В коробке очень компактно лежали полиэтиленовые пакеты с чем-то белым. Я вытащил один из них не без труда — упакованы они были плотно. Покрутил в руках — запаяно герметично.
Я вскрыл ножом пакет и высыпал часть порошка на ладонь. Морфий? Героин?
Во всяком случае, не поваренная соль и не пищевая сода. И даже не кальцинированная И, вне всякого сомнения, не каустическая.
Я вернулся в кабину локомотива и повел вагон обратно, то есть, в сторону города. Но на мосту через ущелье я остановился.
Осторожно перейдя в вагон, я достал нож и принялся методично вспарывать пакеты и высыпать их содержимое в каньон.
Покончив с первым ящиком, я взялся за второй, а было их не так уж мало. Постепенно я приспособился, и скоро на пакет у меня стало уходить не больше секунды. Один из них, правда, я разрезать не стал, а положил в карман, чтобы вскоре отдать кое-кому.
Солнце заходило…
В Ченгир я вернулся уже почти в сумерках, усталый и разбитый. Назавтра я запланировал сделать еще одно важное для меня дело, причем, как я надеялся, последнее в этом краю.
Дверь в дом, где остановились я, Толя и покойный теперь Курмет, так и была не запертой. Я вошел и увидел картину, которая мне совсем не понравилась.
Пока я отсутствовал, Толя сделал еще одну вылазку за спиртным — количество пустых бутылок увеличилось на две штуки. Летчик же валялся теперь не на кровати, а на полу; он обрыгался, обделался, и запах от него шел ужасный.
Я попинал его в бок — бесполезно. Легче разбудить мертвого. А этот тип был жив, но пьян до такой степени, какой я воочию еще не видел.
В доме что-то шумело. Я не сразу понял, что это такое, но потом до меня дошло — текла вода в ванной. Я подошел к крану. Так и есть — бежит тонкой струйкой, несмотря на то, что кран отвернут до отказа.
Сойдет. Я вернулся в комнату, втащил Толю в ванную и перевалил его в чугунную лохань прямо в одежде — пусть хоть немного отмоется, а заодно, может быть, и протрезвеет.
Я оставил воду открытой и вошел в комнату — мне хотелось отдохнуть. За этот жуткий день я страшно устал.
Выпив полстакана водки, я улегся на кровать, сунув пистолет и нож под подушку.
Незаметно я уснул. Мне снились кошмары, и один из них был особенно ярок — огромный, как Кинг-Конг, Курмет, возвышаясь надо мной, направлял на меня автомат. Он ухмылялся развороченными челюстями, а из его рта хлестала ярко-алая кровь…
Заорав, я попытался проснуться. И в этот момент у меня едва не остановилось от страха сердце — мне показалось, что Курмет перешел из моего сна в реальность, но с огромным ножом вместо автомата.
Впрочем, через полсекунды я сообразил, что это вовсе не Курмет, а Толя. Но это было немногим лучше, поскольку он уже готовился всадить в меня большой кухонный нож.
Я извернулся и бросился в сторону. Вовремя! Рыча, как тигр на охоте, Толя вонзил нож в кровать. Потом, сообразив, что меня на кровати нет, выдернул нож и стал озираться.
Ну и видок! Мокрый, грязный, взлохмаченный. Глаза горят красным огнем, из горла вырывается хриплый рык.
Ясно. Наш пилот допился до белой горячки. Надо бы его успокоить, а то прирежет еще… Попался же ему на глаза этот дурацкий нож!