Под давлением
Шрифт:
– Им буду я, если еще немного послушаю твою чушь. Я…
– Или же ты шпион, – сказал Боннет. – Хотя, догадываюсь, ты не из них.
– Ради Бога!..
– Я попытаюсь объяснить, – сказал Боннет. – Это не просто. Я, вообще-то, терпеть не могу головокопателей. Вы все, психдоктора, одинаковые. Исключительно… всезнайки. На каждый случай имеется объяснение: религиозность – это проявление глубинных комплексов, которые…
– Да заткнись же ты! – вспыхнул Рэмси.
– То, что я пытаюсь сказать, чувствуется лучше, чем могу тебе вталдычить. Можешь назвать это своеобразным успокоительным. Иногда случалось держать врага в руках. Он напоминал мне насекомое, которое я мог раздавить.
– Ну и?
– Ну и. Я никогда не ловил врага… вот этими руками. – Он поднял руки и помахал в воздухе кистями. – Но именно здесь… я кое-чему выучился.
– Чему, конкретно?
– Это может прозвучать глупо.
– Скажи уж как-нибудь.
– Может, не надо?
– Тебе очень важно сформулировать эту мысль, сосредоточиться на ней, – сказал Рэмси. При этом он думал: «Неважно что я сейчас делаю. Сейчас я выступаю в роли психоаналитика!»
Боннет вытер руки о футболку, поглядел на пульт управления.
– Когда ты встречаешь своего врага и распознаешь его, касаешься его, ты вдруг понимаешь, что он похож на тебя: возможно, он даже часть тебя. – Он замотал головой. – Нет, не могу сказать правильно.
– Попробуй.
– Не могу.
Боннет свесил голову и уставился в пол.
– На что это похоже? Попытайся сравнить с чем-нибудь.
Очень низким, почти неслышным голосом Боннет сказал:
– Ну, это вроде того, когда ты – маленький, слабый пацан на детской площадке. И вот когда старший парнишка шлепает тебя, тогда все в порядке, он тебя заметил. Это значит – ты живешь. И это гораздо лучше, чем когда тебя совсем не замечают. – Он поднял голову и посмотрел на Рэмси. – Или еще, когда ты с женщиной, и она глядит на тебя, и ее глаза говорят, что ты мужчина. Ага, именно так. Когда ты и вправду живешь, другие знают об этом.
– А что это имеет общего с врагом в твоих руках?
– Он живой, – ответил Боннет. – Черт побери, парень, он живой, и у него такая, как и у тебя жизнь. Каждый из нас – враг. – Голос Боннета становился все уверенней. – Каждый для другого и для самого себя. Я вот что имею в виду: я – одно целое со своим врагом. Пока я не хозяин своему врагу, я всегда проигрываю.
Рэмси удивленно глядел на Боннета.
– Ты можешь объяснить мне ход моих размышлений?
Рэмси отрицательно покачал головой.
– А почему нет? Я чувствую эти вещи, как и всякий иной. Потому что я скрываю эти чувства дольше. Но кто я такой, чтобы это скрывать? – Боннет презрительно усмехнулся. – Я! Вот кто.
– Почему ты выкладываешь мне все это?
– Я нашел того, кому могу высказаться. Но этот кто-то, в силу профессии, должен будет заткнуть рот, потому что…
– Подожди. – Взгляд Рэмси, отвлекавшийся от приборов не более, чем на пару секунд, успел уловить резкий сигнал. – Акустический разведывательный взрыв. И еще один. Если они рванут бомбу рядом с нами, корпус лопнет, как нарыв на пальце – толстом металлическом пальце.
– Они не могут искать нас здесь, на глубине.
– Не рассчитывай на это. Еще од…
– Что здесь происходит? – Спарроу, пригнувшись, вошел в помещение центрального поста.
– Акустические разведбомбы, – доложил Рэмси. – «Восточные» выслеживают звуковое отражение металлического хвастуна с табличкой «Фениан Рэм».
Спарроу подошел поближе и стал рядом с ним.
– Одна же подлодка прет прямо на нас.
– Мы его быстренько, – ответил Рэмси. Он положил руку на тумблер залпового антиторпедного огня.
– Оставь, они не станут тратить «рыбку», чтобы просто устроить взрыв.
– Он в миле от нас, на глубине в шесть тысяч футов. Вот, выслал следующую разведбомбу.
Все почувствовали снаружи глухой удар, срезонировавший в корпусе.
– Если что-нибудь из нашего подвесного снаряжения бабахнет, нас вскроет как…
– Лес, мы все читали руководство по эксплуатации, – сказал Спарроу. Он отвернулся, склонив голову. – Боже, мы, не имеющие права просить, молим о твоем милосердии. Ты сделаешь это… Что такое?
– Он отвернул.
– Боже, не отворачивай от нас лица своего…
– «Восточный» подводный корабль. Он повернул в другую сторону.
Спарроу поднял голову.
– Спасибо тебе, Господи. – Он поглядел на Боннета. – Я ввел Джо успокоительное. Иди к нему, посиди там.
Боннет пошел в лазарет.
Спарроу снова занял место рядом с Рэмси.
– То, что ты сделал для Леса – доброе дело.
Рэмси застыл.
– Я стоял за дверью, пока он снимал тяжесть со своего сердца. Вы более глубокий человек, Джонни, чем я ожидал.
– О, да ради Бога!
– Да, именно, ради Бога. Вы очень скользкий и верткий тип.
Рэмси закрыл глаза. Внутренне он был доведен до предела. «Я – папаша-исповедник, хочу я того или нет», – подумал он. Затем открыл глаза и сказал:
– Боннет уже не грудной ребенок.
– Я проплавал с Джо уже несколько лет, – сказал Спарроу. – Не раз видел его пьяным. Действие давления ничем не отличается от действия спиртного. Он не из тех, кто себя оговаривает. Так что могут быть сделаны неправильные выводы…
– Он говорил только лишь о…
– Его душа в смятении, – сказал Спарроу. – Он нуждается в таком, как вы, исповеднике. Пусть даже вы сами, ребята, и не считаете себя странствующими священниками…
– Подобное я уже слышал, – ответил Рэмси и внезапно понял, что и сам начинает исповедоваться.
– Всегда следует иметь выход с другой стороны, Джонни, – улыбнулся капитан. – Всегда надо продумать безопасный путь для отступления. Джо ненавидит тебя сейчас именно потому, что не желает себе признаться, как сильно он нуждается в тебе.