Под глифом "Бесконечность"
Шрифт:
— Считаете, Арканум следует подвести под законодательство территориальных эдиктов Терры?
— Думаю, да. Такие прецеденты не должны случаться.
— Что станет с виновником?
— Он понесёт наказание, едва оперативные мероприятия будут завершены и вина будет доказана»
Линц махнул рукой, и трансляция свернулась. Алекс мёртв? Так скоро? И грубо, но эффективно, в этом обвинили его, Вика.
— Вид-дишь? — Линц холодно улыбнулся, — твоё существование вне этих стен спорно.
— Запись можно опровергнуть, — Вик скосил взгляд на тёмный силуэт.
— Но нельзя опровергнуть тесты ДНК и прям-мые доказатт-ельства. Думаю, дел-ло решённое.
Что ж, крошка Алекс, Тори была права, тебя готовились убить.
— Сейчас ты отд-дохнёшь, пока мы провед-дём пару тест-тов и возьмём образ-зцы тканей. Я выт-трясу все тв-вои сек-креты.
Линц снова у панели и манипулятор рядом приходит в движение. Поршень движется и в вену поступает состав. Вик сжал зубы. Глупо вышло.
— Эту операцию я гот-товил оч-чень давно и тщательно, — услышал Вик удаляющийся голос. — Теперь не мог-гу проигр-рать.
Глава 10
…Яркий свет бьёт в глаза, не давая сосредоточиться на цели. А она рядом, всего каких-то пятьсот метров. Перекрестье прицела, шершавый тёплый металл спускового крючка под пальцем. Приклад упирается в плечо. Один выстрел, и всё изменится. Но что-то происходит: небо темнеет и под ногами проваливается бетонная плита, проседая от грохочущего взрыва. Падение бесконечно. Камни бьют по плечам, а ноги, наконец, ударяются о землю. Кости, не выдерживают и ломаются.
«Дурак, ты…» снова не слышно имени, только девичьи ноги рядом, обутые в лёгкие сандалии. Откуда она здесь?…
— Поражение головного мозга может стать критичным.
— Продолжайте…
…И снова полутёмный коридор. Сломанные кости давно срослись, это был сон. Сон во сне, завёрнутый в бред, спрятанный в галлюцинации. В этом здании давно никто не живёт. Под подошвами хрустит отбитая штукатурка и куски бетона.
«Не ходи», снова она. Вик её знает, но не помнит имени, и лица увидеть не может. Оно словно бы прячется, стирается в этой галлюцинации. Она уже давно мертва, эта девушка. «Не ходи, дурак»
Но там, за дверью — важное. Нельзя не идти. Движения трудны и замедленны. Дверь не поддаётся.
За ней слышны стоны раненых. Но она не поддаётся. Даже плечом нельзя её сдвинуть, а другого пути нет. Тупик…
— Это третий криз за последние сорок восемь часов, я прерываю сеанс.
— Ему это не повредит.
— Я вижу лучше вас, господин Линц. Вам нужен функционирующий биенид, не так ли?
— Ответы мне тоже нужны.
— Терпение…
Терпение. Что толку стоять перед этой дверью? Она не откроется. Назад? Там тоже тупик.
«Скажи», — девчонка без лица стоит за спиной в летнем платье и сандалиях.
«Что сказать?» — мог бы он спросить, но не может говорить, рот зашит. Грубыми стежками хирургической нитью. Губы онемели и не двигаются. Нет голоса. Нет имени. Нет прошлого. И будущего тоже нет.
«Любишь её?»
Кого? Кого ему любить? Все там, за дверью, где сейчас льётся кровь, ею даже пахнет. Но он не может туда попасть, и дать знать, что рядом, тоже не может.
«Так же как меня?»
Это больно. Она — воплощение всего, что он хотел бы забыть, почему она не за дверью, а здесь, перед ним? Словно кожа расползается под её взглядом, горит, как от кислоты и слезает клочьями, обнажая сосуды и мышцы. Нельзя сказать, нельзя думать, и вспоминать тоже нельзя.
— Вик Вендетто? Слышишь меня?
Вик с трудом открыл глаза. Ватная слабость во всём теле, как после приступа. Во рту — вкус крови, видимо, прикусил что-то. Болит щека, значит её. И комната медленно фокусируется в мыслях в узкую точку. Кто-то подходит, в глаза бьёт яркий луч.
— Слышишь?
Слышу. Но не могу ответить.
— Всё не так плохо, как казалось. Похоже, задет речевой центр, — услышал Вик.
— Вос-становится, — это уже Линц.
— Запускаю программу реабилитации.
Щупы в спине медленно выходят, а тело погружается в надвигающуюся со спины капсулу.
Незнакомый врач исчез из поля зрения, а Линц в виде голограммы подошёл ближе.
— Я помещу его в регенерирующий гель, — раздался голос откуда-то справа.
— Здесь вы вл-ладеете сит-туацией, — согласился Линц, приглядываясь к пациенту.
— Биениды быстро регенерируют, но если повреждения окажутся фатальными, даже они могут погибнуть, — продолжал невидимый доктор. — Я бы была очень осторожной. Такой материал! Прорыв в генной и биоинженерии! Я под впечатлением!
— Если бы я не предложил вам этот проект, профессор, вы бы и не узнали о них, — мерцающая голограмма Линца тоже отходит. — А вы хотели отказаться.
— Я до сих пор не уверена, что это законно. Я читала архивные статьи. Этот проект был признан негуманным и бесчеловечным, и закрыт ещё в двадцать втором веке. Но то, что они всё ещё здесь, среди нас! Это значит, он работает, а его вдохновитель — гений! Бессмертие! Это же… Представляете, что это значит?
— К сожалению, данные были намеренно уничтожены. Всё, что осталось — несколько… биенидов. Един-ницы. И те под покр-ровом секретных служб. Нам пов-везло, что из-за срока дав-вности контроль за данными ослаб и произ-зошла утечка.
— Бессмертие, — в голосе профессора слышно восхищение. А к телу начало выдавливать через сопла в капсуле прозрачный гель, приятно охлаждающий кожу. Двигаться — нельзя, руки и ноги надёжно зафиксированы на ложе. Но голова лежала на валике, поэтому разговор по-прежнему досаждал сознанию.
— Я попыталась выделить то, что вы назвали «наноэмульсией». Это оказалось довольно сложно, эти элементы встроились в его ДНК. Можно сказать, стали его частью.
— Я дум-мал об этом. В ис-следованиях было ук-казано, что для б-благоприятного симб-биоза необходима особая генная мут-тация. Поэтому в массы это изобретение не пошло.